Балапан, или Как исчез из России один народ. Victor Ekgardt
сорок, да еще и с ветром. При выходе из воды одежда моментально замерзала и становилась колом.
Трудно представить, как можно было выдерживать такие условия изо дня в день. Многие умерли, очень многие, но были и пережившие.
Пользоваться услугами Мари-Катрин, невзирая на ее психическое состояние, стали все кому не лень. При этом, опасаясь подцепить вшей, раздевали догола и наслаждались по полной. Так, после очередного «наслаждения», Мари-Катрин, не одеваясь, направилась к могучему Енисею и утопилась. Было это в момент психического расстройства или, наоборот, просветления – остается загадкой. Спасать насильники ее не отважились, да и не посчитали нужным. В их распоряжении такого материала было достаточно. Таким образом, советским обществом была уничтожена семья, маленькая ячейка этого советского общества. А при другом раскладе, если бы этой семье повезло немного больше, сумей она выжить в эти годы лихолетья, у них бы могло родиться 6–7 детишек, если не Гриша-Миша-Леша, то Отто-Тимо-Бруно… Но не повезло.
Зато повезло насильникам Мари-Катрин тем, что обстоятельства ее смерти не дошли до Роберта.
Амалия
В сорок втором году вышел указ правительства о привлечении в трудармию женщин от 15 лет. Под этот указ попадали Амалия и Сильвия. Младшим грозило остаться одним.
Сначала у Сильвии забрали ее Нахтигальчика, его отправили на лесоповал в Иркутскую область. Как она это сумела пережить, как это сумел пережить он! Душевная травма, глубокий шрам через всю душу – это не сказать ничего.
Потом пришла очередь и Сильвии покидать сестер. Ее отправили строить Чуйский тракт, по которому случилось спустя много лет проехаться Путину, ради поездки которого этот тракт подняли до соответствующего «европейского уровня», а также по нему прокатился и автор этих строк, ради поездки которого с трактом не сделали ничего.
Сильвия пробыла на этом строительстве долгих четыре года. Уже и война кончилась, а трудармии работали в прежнем режиме. В нечеловеческом.
Амалия, серьезная девушка, была таковой уже в свои 17, а год спустя стала вообще не способной улыбаться. Но это не портило ее строгую красоту, скорее наоборот – делало какой-то недосягаемой, неприступной. Случилось так, что ее заметил один партийный работник, любитель женского пола, по фамилии Подопригора. Этот Подопригора был подобострастен по отношению к вышестоящим и такого же подобострастия требовал к себе от своих подчиненных. В голодную зиму сорок второго он и положил глаз на Амалию. Этот бастион приступом, в лобовую атаку, не возьмешь, отдадим должное его проницательности. И он решил взять его осадой. Сначала он помог семье перебраться из сарая в сносный дом и устроил Амалию на работу секретарем-переводчиком. Много немцев из советских нуждались в переводчике, а потом стали прибывать и военнопленные. Амалия была отличницей в школе. Осада продолжалась долго, и после очередного отказа его терпение кончилось, и он лишил ее всех «льгот». Это означало: нет работы, нет даже скудного пайка,