Балапан, или Как исчез из России один народ. Victor Ekgardt
в школе и поступила в Саратовский университет на педагогический факультет. Готовилась отбыть на учебу. Но война по этим планам и надеждам сделала жирный прочерк.
Сильвии было 15, и это была уже сформировавшаяся, не по годам серьезная девица, красивая, с большими небесно-синего цвета глазами. У нее был жених, Александр Нахтигаль, совсем юный парень, ее одноклассник, такой робкий и застенчивый. Оба любили друг друга без памяти, со школьной скамьи, с присущим юношеским максимализмом, раз и навсегда, до гроба.
Роберт на момент депортации прожил почти тринадцать лет, вопреки всем прогнозам. Он отсутствовал вместе с отцом.
Две почти близняшки Эмма и Нелли, 11 и 10 лет, соответственно, мамины помощницы во всем, смешливые, жизнерадостные и конопатые, оказались в поезде вместе со всеми.
28 августа вышел знаменитый указ, и исполнители его не заставили себя долго ждать. Органы НКВД еще до опубликования указа наводнили республику своими людьми, на всякий случай. Согласно документу, каждой семье было разрешено взять с собой до тонны груза. Всю животину пришлось оставить. Да и из-за головотяпства и разгильдяйства, неорганизованности выселения, «острой необходимости» провести всю операцию по депортации в кратчайшие сроки, с собой взяли лишь то, что могли унести. Что могли унести в основном мужчины, так как у женщин были дети на руках. А на немногочисленных подводах, подаваемых для доставки на станцию, место едва ли можно было найти больным и беременным. С трудом удалось усадить беременную сноху Ирму, которая передвигалась уже с большим трудом – марш бросок в 25 верст ей, конечно, был не по силам. Исполнители железной воли говорили жертвам этой воли, что, мол, ненадолго, через два-три месяца вернетесь, нет нужды брать с собой много вещей, еды и т. п. В это хотелось верить, да и много ли можно было унести на себе?..
На станции Гмелинка всех сажали по товарным вагонам, в «телячьи теплушки», совершенно не подготовленные для длительного путешествия, которым оказалось это предприятие. Не подготовленные совершенно даже для короткого. Начальник всего этого безобразия набивал вагоны до отказа, давал распоряжение выдать «фрицам», или «фашистам», в зависимости от его настроения, пару горбылей и несколько гвоздей, из которых делали трехъярусные нары – на них пришлось ютиться этим несчастным в ближайший месяц и более. Кормить-поить не предусматривалось, равно как и мыться. Гигиена депортированных не заботила депортировавших. Справлять свои человеческие нужды – просто в углу вагона сделали дыру в полу. Во время езды – еще функционировало более-менее, но состав простаивал сутками на всевозможных станциях и полустанках. Было тепло, и вонь стояла нестерпимая. Медицинская помощь – Fremdwort[5]. И в этих условиях случилось рожать Мари-Катрин. Роды приняли как могли. Ребенок прожил недолго, не дотянул и до недели. Его похоронили во время одной из таких стоянок прямо в железнодорожной насыпи. Сама роженица повредилась рассудком. Заворачивала в тряпочку какую-нибудь деревяшку или что другое, что попадется под руку, укачивала, убаюкивала и кормила
Дословно: чужое (иностранное слово), зд.: об этом не может быть и речи.