Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Уорренби? (сборник). Джорджетт Хейер
При виде Тимоти Синтия вскочила и со смутившей его непосредственностью бросилась ему на грудь.
– О, Тимоти, слава богу, что вы пришли! – И она расплакалась.
Молодой Харт побледнел. Бедняжке определенно требовалось утешение, к нему он и прибег.
– Ну, не надо так переживать! – воскликнул Тимоти. – Возьмите себя в руки, Синтия!
– Это было так ужасно! – всхлипнула она, ничуть не обидевшись на бесчувственность кавалера.
– Согласен. – Он разжал ее руки и снял со своей шеи. – Но вы все-таки не плачьте, а то носик покраснеет. Лучше сядем, и вы расскажете мне о событиях, случившихся после вчерашнего вечера.
– Никаких событий! – пожаловалась она. – Это-то и страшнее всего. Все вокруг пугает. А тут еще мама не пускает меня в гости к Мэг, заставляет носить мерзкое черное платье, в котором я сущая ведьма, вылитая тетя Вайолет, спасу от нее нет, да и пудреница куда-то задевалась. Делать совершенно нечего, а по радио сплошь хоралы и учебные программы для военных, лучше умереть! Ну и, конечно, я страшно расстроена из-за Дэна, но никто меня не понимает, всем безразлично! Он бы не возражал, чтобы я ходила в гости, не то что родственники! Маме следовало бы отпустить меня, дать проветриться!
После этой тирады Синтия потащила гостя за руку к дивану, заставила сесть и опять разрыдалась, теперь у него на плече. Было невозможно определить, которая из бед в обширном перечне, пересказываемом пополам со всхлипами, больше всего ее удручила. Тимоти и не пытался разобраться, вся его энергия уходила на утешение. Синтия смущала его тем, что повисла на его лацкане. Плечо пиджака оказалось под угрозой пропитаться ее дорогой пудрой, и Тимоти смирился с необходимостью срочно отправить вещь в чистку.
Синтия лепетала, что если придется ходить в черном до самых похорон, то матери следовало бы купить ей новую одежду, а не посылать за скучной мисс Спеннимур, чтобы та перешила для дочери два платья из материнского гардероба. Даже ненавистная тетка Вайолет согласна: глупо носить траур по чужому человеку. Вероятно, любимую пудреницу стянула подлая горничная матери. Тимоти обязан согласиться, что она, Синтия, излишне чувствительна и огорчается по любому пустяку. Тимоти не уточнил, относит ли она к этой последней категории ужасное убийство старого друга. Он заверил, что ее чувствительность ни у кого не вызывает ни малейшего сомнения.
– О, Тимоти, вы такой милый! – заявила Синтия. – Я вас люблю! Думала, что с ума сойду, но стоило вам войти – и я почувствовала себя совсем по-другому.
У Тимоти волосы встали дыбом. Внутренний голос подсказывал, что глупо верить этим безыскусным речам, но мужской инстинкт запрещал предаваться излишним рассуждениям. Никогда еще он не бывал настолько рад, когда момент нежности бесцеремонно прерывался. Идиллию нарушило появление миссис Хаддингтон и ее сестрицы. Пальчики Синтии держали его лацкан уже не так крепко, что позволило ему оглянуться на вошедших. Осталось лишь оторвать от себя плаксу и проворно встать с дивана.
Не