За скипетр и корону. Грегор Самаров
головке?
– Тысяча двести гульденов, – шепнула она.
– Только-то! Как мало нуждается такая красавица в изощрениях портнихи! Униженно прошу позволения прогнать эту тучку с моей возлюбленной.
И он поцеловал ее оба глаза.
Она быстрым движением чмокнула ему руку.
– Получать и вечно получать! – сказала она с горечью. – О, если бы я была королевой, а ты – бедным офицером! И если бы я могла изливать на тебя лучи блеска и счастья, избрать тебя из тысячи и возвести на золотые ступени моего престола!
Дама поднялась и стала перед возлюбленным с истинно царственным величием. Глаза ее горели, и когда она подняла руку, можно было подумать, что по мановению этой прекрасной длани двинутся армии и тысячи придворных падут ниц.
Мало-помалу глаза ее полузакрылись веками, и она промолвила нежным, тающим голосом:
– Но теперь я не могу дать ничего, кроме моей любви!
– И мне больше ничего не нужно! – сказал он, скользнув с табурета на пол, к ее ногам, и глядя на нее пылающими глазами.
В эту самую минуту громкий звонок раздался по комнате.
В дверях послышался шум.
Вбежала горничная и испуганным голосом доложила:
– Граф Риверо!
Молодая женщина вздрогнула.
Почти грубым, порывистым движением она толкнула Штилова к табурету, а сама бросилась на другой конец кушетки.
Лицо ее страшно побледнело. Штилов посмотрел на нее с удивлением.
– Откажи ему, – шепнул он.
– Это старый знакомый, которого я давно не видела, – сказала она глухо, – это…
Она еще не успела кончить, как распахнулась портьерка прихожей и с элегантной, светской развязностью вошел высокий, статный мужчина лет тридцати пяти. Он был одет в темные цвета, лицо его, благородного выразительного типа, отличалось матово-бледным колоритом южанина, большие, темные глаза казались еще темнее от коротко остриженных черных как смоль волос и маленьких усов.
Когда граф Риверо спокойным шагом приблизился к молодой женщине, она протянула ему руку, которую он поднес к губам и задержал дольше, чем допускает простая вежливость.
Штилов это заметил, и к удивлению, которое отразилось на его лице при первом появлении вошедшего с такой уверенностью и так неожиданно, начало примешиваться положительное неудовольствие.
– Нежданно-негаданно дела заставили меня вернуться гораздо скорее, чем я предполагал, и я беспредельно радуюсь возможности встретить вновь моих венских друзей. Первый мой привет, разумеется, прелестнейшей и очаровательнейшей женщине, которая составляет лучший цветок в венке моих воспоминаний о Вене.
Он снова прижал к губам нежную ручку, которую до сих пор держал в руках, сел в кресло, слегка поклонившись Штилову, и вопросительно посмотрел на хозяйку дома.
Тони совершенно оправилась от тревоги и смущения, в которые ее повергло внезапное появление графа. Взгляд ее стал твердым, губы усмехались, и нежный румянец заиграл