Князь Курбский. Борис Федоров
сказал:
– Терпи, добрый юноша! – и пожал его руку.
– Строптивый муж! – воскликнул Мстиславский. – Царь смирит тебя и решит спор между мною и тобой. – А ты, несчастный, – сказал он Владимиру, – сознайся в твоем преступлении.
Владимир молчал.
– Отвечай! – сказал Мстиславский.
– Отвечай, воевода тебя вопрошает, – крикнул Басманов.
– Скажи вину мою.
– Говорил ли ты, что царя окружают клеветники? – спросил Мстиславский.
– Нет.
– Говорил ли ты, что Адашев невинен? – сказал Басманов.
– Говорил.
– Неразумный юноша, ты обличил себя в преступлении. Не развозил ли ты тайно грамот, оскорбляющих царское величество?
– Нет.
– Для чего же прибыл ты из Москвы?
– Служить государю в полках его.
– Так… Но ты доставил тайно возмутительную грамоту князю Андрею Курбскому.
Владимир пришел в смущение.
– Он молчит… он сознается, – сказал Басманов.
– Я не предатель, – сказал Владимир с негодованием, – я не доставлял возмутительной грамоты.
– Утверди же крестным целованием, что ты не привозил никакого письма от Курлятева.
Владимир в смущении не знал, что отвечать, и поднял глаза на крест, висевший в углу шатра.
– Смотри, – продолжал Басманов, – целуй крест на том, что ты не привозил такой грамоты.
При сих словах он показал юноше список с того письма, с которым Владимир прибыл из Москвы к Курбскому; список доставлен был Басманову его лазутчиком.
Владимир с трепетом отклонил руку Басманова.
– Нет, – сказал он, – не погублю души моей на неправде! Я привез из Москвы грамоту от князя Курлятева князю Курбскому.
– Тайно?
– Что друг поверяет другу, то было и для меня тайной.
– Возмутительною?
– Нет! – перебил его Владимир. – И присягну на Животворящем Кресте. Никогда бы добрая мать моя не отдала мне возмутительной грамоты…
Владимир остановился. Внезапная мысль, что мать его может подвергнуться опасности, охладила страхом его сердце.
– Итак, твоя мать передала тебе грамоту? – спросил Мстиславский.
– Она и Курлятевы издавна живут адашевским обычаем! – проговорил Басманов. – Она проводит дни в посте и молитве, а дерзает на смуты и ковы…
– Боярин! – сказал Владимир. – Есть Бог Всевидец! Страшись порочить безвинно.
– Безвинно! – воскликнул Басманов и указал Мстиславскому на то место грамоты, где Курлятев писал, что клеветники на Адашева и Сильвестра отравляли ласкательствами сердце Иоанна. – Рассуди, князь! – прибавил он. – Не хула ли на царя? Кто, кроме раба-возмутителя, дерзнет быть судиею государевой воли?
– Славные воеводы! Князь Курлятев не возмутитель, но верный слуга государю; с вами стоял за него в битвах Если осуждать каждое неосторожное слово в домашних разговорах, в беседе друзей, то кто не будет виновен пред Иоанном?
– Оправдай