За рубежом и на Москве. В. Л. Якимов
Евсевия, епископа Самосатского, и мученика Галактиона. И день – пятница, когда жиды Христа распяли. Забыл, кажись, ты это, парень? – подозрительно посмотрев на Яглина, сказал посланник. – Смотри, сам не обасурманься здесь с папежцами да люторцами…
Яглин обратился к хозяину гостиницы и сказал, что в этот день на их родине воздерживаются от пищи, а потому завтрак им не нужен.
Хозяин удалился.
Понемногу все разместились в гостинице. Через несколько времени прибыла остальная часть свиты посольства, оба священника и вещи. Отслужен был молебен, и можно было подумать о еде.
Выезжая из Москвы, посланники решили есть на чужбине только свои кушанья, изготовленные православными руками, так как опасались, что, питаясь иноземною пищей, могут опоганиться. Поэтому они захватили с собою поваров, которые и готовили пищу на все посольство, начиная с посланников и до последних слуг.
Когда настал вечер, Потемкин почувствовал голод и приказал своим поварам приготовить обед.
Хозяин гостиницы сначала с удивлением смотрел на невиданные им кухонные принадлежности русских. Но когда повара водворились в кухне и хотели было приняться за стряпню, то он понял, в чем дело, и побежал к Яглину.
Последний насилу мог понять, в чем заключается претензия трактирщика.
– Так нельзя делать, – взволнованно проговорил последний. – Путешественники не могут сами готовить себе обед. Они должны брать у нас. Так все делают. Это нехорошо. Это мне убыток приносит.
– Но мы не привыкли к вашим кушаньям. У нас свои, – попробовал было возражать Яглин.
Однако трактирщик ничего слушать не хотел, и Яглину пришлось идти к Потемкину и сказать ему, что свой обед им готовить не разрешают.
Потемкин предвидел, что это пахнет лишними расходами, и недовольно поморщился.
– Делать нечего, – произнес он. – Пускай, ин, готовит. Покаемся в Москве.
Вскоре подали обед.
Русским он показался жидковатым и очень незначительным по количеству. Вина тоже было мало, о чем сильно сокрушался подьячий. И самого Потемкина, как ни старался он показаться ради соблюдения своего посланнического достоинства стоящим выше такого низменного занятия, как прием пищи, и того этот обед не удовлетворил.
Шумливым французам странным казалось, как ведут себя за обедом русские. Ни шума, ни смеха, ни даже разговоров не было.
– Точно обедню служат, – говорили французы.
Пред началом обеда, а также и после него священниками произносилась длинная молитва, во время которой русские усердно крестили себе лбы.
– Роман, спроси, сколько следует заплатить за обед? – спросил Яглина Потемкин.
Тот обратился с этим вопросом к хозяину.
– Пятьдесят экю, – со сладкой улыбкой на лице ответил трактирщик.
Цена была невероятно большая.
– Сколько? – удивленно переспросил Яглин.
Трактирщик повторил цену.
Яглин, зная вспыльчивый характер посланника, не мог придумать, как ему сказать о такой