За рубежом и на Москве. В. Л. Якимов
и не подступайся.
– Да это – не велика беда. Я готов и посулами поклониться. За свой век сколотил деньжонок малу толику. На кон поставить их можно. Там все вернуть назад можно.
– Ну, так дело можно устроить. Я за тебя посольским дьякам пообещаю.
– Уж постарайся, Сергей Степанович. А я тебе из своей будущей «вотчины» подарочек пришлю да во всех тамошних церквах за обедней прикажу твое имя поминать.
Плетнев на другой день куда-то ушел и вернулся только вечером.
– Ну, Авдей Борисович, – весело сказал он, входя в комнату, где сидел Курослепов, – молись Богу да благодари Миколу Угодника.
– Али что выгорело, боярин?
– Выгорело! Только недешево достанется тебе воеводство это. Сот пять серебра выкладывай.
Поморщился расчетливый Курослепов, так как не думал, что воеводство будет так дорого стоить.
«Ну, да не беда, – подумал он затем, – на воеводстве все с лихвой выколочу».
– Иди завтра в приказ, подавай свое челобитье, да денег поболе пятисот бери: помимо дьяка надо еще дать подьячим, ярыжкам приказным разным, и стрельцов, что у приказа стоят, не обойди. Сухая-то ложка рот дерет. Да не забудь еще: дьяк с тебя за воеводство вдвое запросит. Так ты торгуйся, более пяти сотен серебра не давай. Это мне верный человек сказал, что теперь у них по росписи только одно это воеводство впусте и осталось.
– А не знаешь, боярин, где это воеводство? – спросил Курослепов.
– А где-то в Казанском краю. Городка-то только наверное не помню.
Курослепов опять поморщился.
Плетнев заметил это.
– Да ты погоди лицо-то кривить, Авдей Борисович, – сказал он. – Ты только подумай, где ты воеводить будешь? В таком крае, откуда в Москву ни одна жалоба не придет. Ведь это чуть ли не на краю света. Одна Сибирь только дальше-то. Да к тому же в Казани воеводой мой большой дружок сидит. Он на все, что ты там творить будешь, сквозь пальцы будет смотреть.
Доводы подействовали на Курослепова, и он в тот же вечер засел за писанье следующей челобитной:
«Великому государю, и царю, и великому князю всея Руссии и многих земель отчичу и дедичу обладателю холопишка Авдейка Курослепов бьет челом.
Слезно прошу тебя, великий государь, приказать меня пожаловать за мою многую службишку тебе воеводством. В прошлых летах был я, Авдейка, по твоему, великого государя, приказу во многих походах и со шведами и с поляками воевал. И в той, со шведами, войне глаза лишился, и спина не может, и поныне не могу тебе, государю, походную службу править. И бью тебе ныне челом, прикажи меня от прежней службы отставить и за многие ратные труды мои пожаловать великим жалованьем и пошли куда-нибудь на воеводство. А в том, что я, холоп твой Авдейка, правду говорю, у меня и послух есть».
XI
На другой день Курослепов поднялся рано и, усердно помолившись пред иконами, пошел в приказ.
Старшего приказного дьяка он скоро нашел.
– По какому делу? – спросил тот, пронизывая Курослепова своими маленькими, хитрыми глазками.
– Да