Черные Вороны. Реквием. Ульяна Павловна Соболева
Когда я терял сознание, меня обливали ледяной водой, и опять били. Я не мог понять, чего они от меня хотят. Может, это просто больные на голову ублюдки, которые ловят кайф от чужой боли? Меня ведь не заставляли подписывать фальшивые протоколы, сознаваться в чужих преступлениях. Впрочем, на моем счету появилось свое собственное – первое особо тяжкое. А они просто издевались, словно хотели сломать, унизить, наказать и смешать с грязью.
Но это было только начало… Разминка. Тренировка. Пробная репетиция. Потому что дальше я пережил то, что навсегда перевернуло все мои представления о мире, в котором я жил. Момент, когда в сознании происходит тот самый щелчок, который в одно мгновение порождает в тебе другого человека.
Вы знаете, как рушатся иллюзии? Об этом знают даже дети. Вспомните, с каким вдохновением и предвкушением, закусив нижнюю губу, вы строили замок из песка на берегу моря, думая о том, как вас похвалят мама с папой, и наполнялись самой настоящей гордостью. И тут внезапно прожорливая пенистая волна в одно мгновение слизывала все шпили и ограждения, сравнивая их с поверхностью земли. Все…. нет замка, нет похвалы от мамы с папой, ничего нет, кроме разочарования, обиды и недоумения – но как же так? Ведь всего секунду назад все было по-другому?
Я не знаю, сколько времени провел в карцере, сколько часов или недель прошло с момента, как меня вывели с камеры. Я проваливался в сон, выныривал из него, не понимая, какой сегодня день и время суток – все по желанию кукловодов. Они выматывали меня физически и морально, лишая сил и ломая волю. Потому что я четко осознавал, что нахожусь в их власти, и с ужасом думал, какую пытку они решат испробовать следующей.
Долго ждать не пришлось… Любая пьеса должна дойти до своей кульминации – видимо, единственные законы, которые действовали в этих стенах – это законы жанра.
Я шел по узкому коридору, спотыкаясь, еле держась на ногах, и каждый раз, когда хотел опереться об стену, получал удар в спину.
– Шагай давай, сученок… Твои дружки заждались…
Открыв засов, он толкнул меня в камеру. Какая ирония – сейчас я был рад в ней оказаться, увидев Толяна и Скворца. Но, судя по их взглядам – тяжелым, свинцовым, исподлобья, – они готовы были разорвать меня на куски.
– Вот урод… живой. На месте Корта должен был быть ты, тварь.. – каждое слово Толяна сочилось ненавистью и злобой… – потому что это мы тебе должны были расквасить мозги.
Он поднялся со скамейки и, сжав пальцы в кулаки, направился в мою сторону. Я приготовился к бойне, для начала намереваясь защищаться. Но всё произошло слишком быстро. Позади вдруг оказался один из оперов, он схватил меня за руки и, неожиданно сжав моими же пальцами втиснутый в мою ладонь пистолет, выстрелил в Толяна в упор. Тот упал на колени, прижимая руки к груди, бордовое пятно на его футболке разрасталось с каждой секундой, а кровь начала просачиваться сквозь пальцы. Он посмотрел мне в глаза – в них застыло недоумение и все та же ненависть. Я дернулся, но мою руку словно зажали в стальные тиски, и, направив дуло на