Черные Вороны. Реквием. Ульяна Павловна Соболева
Я прикрыл рукой рот, еле сдерживая рвотный позыв, – в нос ударил резкий затхлый запах крови. Казалось, он наполнял все помещение, смешиваясь с кислой сыростью, испаряясь и обволакивая, как ядовитый газ, не давая возможности не только дышать, но и забыть.
Я опять закрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание, придушив внутреннее ощущение паники. И опять вспышка… Мы в очередной потасовке, вокруг крики, ругань, угрозы, удары – «победитель получит все». Я чувствую резкую боль под ребром – один из отморозков пырнул меня ножом, хватило бы еще несколько ударов, чтобы я подох в этой подворотне от потери крови. И тогда меня спас именно Толян.
“Да… ОН ТЕБЯ СПАС. А что сделал ТЫ?” Очередное возвращение к реальности, которое цепкой рукой окунает под воду, наблюдая, как к поверхности поднимаются пузырьки – последние капли воздуха, покидающие мое тело.
Мне захотелось подойти к ним ближе. Страх отходил, уступая место желанию попрощаться. Я видел их скрюченные пальцы, окровавленную одежду, глаза, которые уже начали терять свой блеск, становясь тусклыми и белесыми, и чувствовал, как заныло сердце. Эта боль не была острой, наоборот – тупой, ноющей, сдавливающей, с ней можно двигаться, разговаривать, даже есть и пить, но она никогда не уходит.
Я подошел к телу Толяна и присел на корточки. Поднял руку, увидел, как она дрогнула, но, пересиливая самого себя, прикоснулся к лицу, чтоб закрыть ему веки. Кожу обдал холод. Глаз зацепился за очертания пятен, которыми уже начало покрываться тело, и чувствовал, что отголоски паники опять начинают набирать обороты. Еще сутки, и трупы начнут разлагаться. Неужели я подохну здесь как собака, задыхаясь от вони, наблюдая, как гниют те, кого я считал друзьями?
Какие слова можно сказать тому, кто тебя не слышит? Помолиться? Меня этому никогда не учили. Попросить прощение? Оно ему не нужно. Просто «прощай»… Просто обещаю… что не забуду.
Я отошел в дальний угол камеры, пытаясь хоть немного отстраниться от гнилостного запаха, которым пропиталась уже вся моя одежда. Стучать в дверь не было смысла. Я просто сидел на полу, глядя в одну точку на стене, и пытался заглушить в голове монотонный, жужжащий звук – вокруг тел уже начали роиться мухи. Не знаю, как назвать то, что я чувствовал? Смирение? Усталость? Равнодушие? Но внутри, в один момент, будто оборвалась какая-то невидимая струна. Раньше, затронув ее, можно было услышать самые разнообразные звуки, которые облачались в чувства – радость, восхищение, предвкушение, или наоборот – раздражение, ярость или ненависть. Сейчас там образовалась пустота. Если мне суждено здесь умереть, я сделаю это с достоинством, если каким–то чудом выберусь, этот жизненный урок, приправленный чужими проклятиями, кровью и запахом смерти, я запомню навсегда.
***
Я лежал на кровати в своей комнате и уже несколько часов не отводил взгляда от картины на стене. Словно сквозь туман вспоминал, как отец приехал за мной в то место, которое я всегда буду считать проклятым. У меня не было желания ни задавать вопросы, ни