Бомба в голове. Виктор Голубев
формами, заметно выделяясь необычной угловатостью и широтой размаха сооружения. Виталий шёл мимо несколько минут, но участок, занятый под жильё каким-то состоятельным гражданином, всё не кончался.
Уже пройдя мимо, Виталий не увидел, как в одном из окон отмеченного им особняка зажёгся свет. Дом будто ожил, приоткрыв глаз среди безмолвия, среагировав на лёгкое движение возле ограды. По странному стечению обстоятельств именно в этом доме жил со своей семьёй академик Захаров. Если бы не было так темно, можно было бы уловить некое сходство в стилях жилого дома и здания клиники, которой руководил академик, тем более что оба проекта выполнял один и тот же архитектор, воплотивший в постройках необычайно широкий свой взгляд на условия жизнедеятельности человека.
Здание будто преобразилось, реагируя на внимание постороннего, даже не имеющего возможности рассмотреть его детально. Выхваченный из мрака, обозначился полукруглый стеклянный флигель, лёгкий и просторный, служивший вестибюлем с лестницей на верхние этажи. Расположенная сбоку балконная галерея одновременно являлась смотровой площадкой, открывающей дивный пейзаж снаружи. Искривлённые формы будто специально давали понять о новаторской смелости проекта. В то же время они подчинялись какому-то дивному закону пропорций. Глядя на архитектуру строения, можно было сколько угодно удивляться фантазии автора, но ничуть при этом не заподозрить его в отсутствии меры. Дом был построен из лёгких современных материалов, он не давил тяжестью мрамора или гранита, а богатство ему придавали искусная широта и продуманность объёмов. Узкие высокие окна в полтора этажа чередовались с масштабными витринами, словно выставляющими напоказ жильцов, но и намекающими одновременно на их индивидуальность и утончённую натуру. В середине здания выделялись три угловатые башенки, а наискосок, под углом к фасаду, было сооружено что-то вроде протяжённой мансарды со стеклянным потолком и балконом. По ней можно было приятно прогуливаться, любуясь расположенным вокруг парком пасмурным осенним днём или в знойную погоду летом.
Всё строение, планировка словно были подчинены неким важным смыслам, высвобождению той масштабной жизненной энергии, что заключена в возвышенной меланхолии. Они должны были говорить о высоте полёта хозяев, сумевших при наличии средств вложиться не в пышность, а в широту.
Шикарное просторное жильё, наверное, само по себе способствует обретению семейного счастья, разумеется, если семья при этом достаточно крепкая. Прочно осев на дорогой пригородной территории, наняв себе повара, уборщиц и даже экономку, устроив быт, приличествующий, как он понимал, своему положению, Захаров целиком сосредоточился, как мечтают многие, на предмете своего жизненного призвания, уделяя ему внимание не в ущерб семье, но не менее необходимого, чтобы чувствовать свою востребованость в профессиональной среде. Причём, являясь ко всему прочему и хорошим психологом, в себе он