Бомба в голове. Виктор Голубев
что отец семейства при этом имел довольно толстый кошелёк и в качестве дополнительного вознаграждения перечислил на счёт Захарова приличную сумму, притом что собственно услуги врача и так стоили ему совсем недёшево. Трудно сказать, стал бы Захаров заниматься данным пациентом с необходимым усердием, не рассчитывая при этом на весомый бонус, а имея только риск судебного разбирательства в случае неудачи. Не списал бы он мальчика в круг проблемных людей, относясь к нему с обычной долей скепсиса всю его последующую жизнь.
«А ещё говорят, не в деньгах счастье, – думал он частенько на досуге. – Если они мерило устремлений и для пациента и для врача, совпадение наших интересов предрешено. Любая удача имеет своё денежное выражение, а браться можно за что угодно, только не всякое лечение помогает».
Неосторожные высказывания никак не влияли на отношение к нему друзей. Он был силён в аргументации, переспорить его никому не удавалось. К тому же, чёрт возьми, он был действительно успешен, а симпатии всегда на стороне успешных людей, поскольку других непременно подозревают в зависти.
В субботу Захаров проснулся рано и, приняв душ и по привычке начисто побрившись, спустился вниз, чтобы выпить кофе. Напиток бодрил, снимая атрофию разморенных за ночь мышц, а также утомление от глубоких, каких-то дурацких сновидений.
На лестнице скрипнула пятая сверху ступенька, это начинало уже раздражать. Порываясь в такие минуты вызвать мастера для устранения неполадок, через мгновение он забывал об этом как о несущественном моменте, коих накапливалось таким образом большое количество. Что-то можно было сделать самому и сразу, но, привыкнув вести хозяйство по серьёзному, он уже не допускал мысли о дилетантстве. Самодеятельность он не любил ни в каком виде, домашнюю деловитость понимал по-своему, а отдыхал всегда в самом прямом смысле этого слова.
На кухне завтракал сын, видимо, собираясь в университет. Он сидел в наушниках, слушая музыку, поглощая омлет и одновременно читая какую-то книгу, прислонив её стоймя к сахарнице. Ритмичный фон загромождал его сознание до упора, не оставляя места для собственной продуктивной мысли. Последнее время даже трудно было вспомнить, когда он отвлекался от своих музыкальных пристрастий. Его законопаченные уши практически стали нормой. Серьёзные разговоры для него не являлись серьёзными, во всяком случае Захарова уже стала утомлять необходимость делать своему отпрыску внушения, поскольку за этим всегда следовало одно и то же: стоически выдержанный взгляд, сосредоточенно-умная, даже вызывающая уважение гримаса, а после – коробки на уши, чтобы всё так же погрузиться в мир нескончаемой однообразной трескотни.
Каким-то образом Димка научился угадывать сообщаемую ему информацию, не отвлекаясь от внутреннего шума и считывая слова по губам. Стоило только обратиться к нему с каким-либо вопросом или просьбой, он тут же отвечал или кивал головой, давая понять, что всё уловил