Бомба в голове. Виктор Голубев
поведать доктору свою самую сокровенную тайну. Потом сказал:
– За день до гибели Белевского, нашего бывшего сотрудника, я определённо видел его лицо. Он как-то зловеще улыбался. И с двумя другими было то же самое.
У него нервно дёрнулась щека. Похоже, он был обеспокоен тем, что и теперь останется со своими проблемами один на один.
– Возможно, не стоит обращать на это внимание… но сегодня ночью я видел самого себя.
Захаров задумался. Пациент смотрел на него вопрошающе, ожидая услышать слова понимания или хоть что-то, что в таких случаях говорят лечащие врачи, заманивая больного в спокойную гавань и бросая спасательный круг надежды. Как и все в подобных ситуациях, он ждал объяснений, дежурных, малоубедительных, но, безусловно, означающих, что врач знаком с его случаем болезни и, разумеется, знает, что делать и как быть, чтобы подобные рецидивы больше не повторялись и не привносили того тягчайшего ужаса безысходности, который охватывает нас, например, в минуты ожидания трагедии. Всё это читалось в глазах Канетелина, пока длилась молчаливая пауза, показавшаяся ему вечностью, однако Захаров её не замечал. Он вполне мог сносить такие взгляды и при этом думать о чём-то своём.
Наконец доктор медленно заговорил:
– Когда вы смотрите на сильно подсвеченные предметы, а потом резко закрываете глаза, на сетчатке остаётся световой слепок изображения. Он отчётливо виден первые доли секунд, поскольку нервные окончания глаза по инерции ещё подают сигналы в мозг, уже не получая подтверждение световой информации. В вашем же случае сигналы о сохранённом в памяти изображении, возможно, поступают из отделов мозга, который генерирует сны.
– А почему я вижу только странные маски?
Захаров и сам не очень верил в то, что говорил. Он просто рассуждал вслух, чтобы проникнуться реальной проблемой пациента.
– Так, – что-то решив для себя, продолжил он. – Давайте по порядку. Те физиономии, которые вы видели, они носили конкретный характер? В них было выражение, особые черты, детали, которые вы смогли бы описать?
– Да. Определённо да. Они были вполне естественны.
– Идите сюда, – Доктор взял Канетелина за руку, подвёл к столу и посадил в своё рабочее кресло. – Вот вам бумага и карандаш. Попробуйте нарисовать то, что является причиной ваших страхов. Точного сходства не требуется. Если вы отразите хотя бы одну или две особенности ваших ночных призраков, это может помочь нам в контроле за вашим состоянием.
– Вы считаете, что это плоды моего больного воображения?
– Ларий Капитонович, – Захаров состроил добродушную гримасу, – в философии, как вы знаете, есть направления, где вообще всё сущее считается плодами нашего воображения. Рисуйте и ни о чём не думайте. Я постараюсь вам не мешать.
Захаров подошёл к шкафу, где хранился архив дел на всех пациентов клиники. Выдвинув средний ящик, он вытащил папку-регистр с надписью «Канетелин Л. К.», плотно забитую всевозможными бумагами. В ней находились материалы по истории болезни: справки, отчёты, фотографии,