Темное дело. Т. 2. Николай Вагнер
втроём бросились к ней: я, Cantini и князь. Мы облили холодной водой ей голову, вывели из палатки на сырой, холодный, подземный воздух и она как будто очнулась. Несколько времени она сжимала лоб и виски руками и потом вдруг проговорила.
– Пора, едемте! – и быстро двинулась.
– Княжна! – вскричал князь, останавливая её – так нельзя. Нам надо завязать глаза.
– Да! да! завязать глаза… Когда расстреливают, то всегда завязывают глаза… Я это забыла.
В это время Malti вышел из палатки и на вопрос Cantini, быстро, отрывисто ответил:
– Уже умер!
Кантини обратился к князю.
– Нам очень неприятно, – сказал он, – что этот трагический случай… расстроил… Но мы не смеем вас долее удерживать. Принимая женщину (добавил он вполголоса) в лагере, во время войны, мы многим рискуем… Наши законы строги, очень строги…
И нам опять завязали глаза и повели. Только теперь Malti вёл меня и князя и я чувствовал, как рука итальянца дрожала в моей руке.
Голова моя горела. Мне казалось, что мы тотчас же дошли до наших лошадей и нам развязали глаза.
Кантини очень любезно простился с нами, а Мальти молча пожал нам руки, и я опять почувствовал, как дрожала его рука, сжимая мою руку.
Мы сели на лошадей. Княжна пустила лошадь во весь карьер и мы понеслись.
– Тише, княжна! Тише! – кричал князь. – Можно сломать шею. Ни зги не видно…
Но она неслась, как бешеная.
Мы скакали по довольно ровной местности, скакали, освещённые красноватым огнём какого-то зарева. Было почти полное затишье и вдруг среди этой тишины, где-то далеко, хлопнул выстрел и князь стремглав слетел с лошади.
Мы с трудом удержали наших лошадей. Лошадь князя унеслась вперёд.
Он лежал на земле без движения. Мы подбежали к нему и денщик быстро открыл потайной фонарик.
Слабый, красноватый свет его осветил кровь, которая тихо струилась из груди князя: рана была против сердца… Он был убит. Сомнений не могло быть.
Я взглянул на княжну. На её бледном лице снова появилось то странное выражение, с которым она обратилась к убитому Сфорца, и вдруг она, ломая руки, обняла труп князя, припала к нему и я снова услыхал тот же сильный мелодичный голос, в котором дрожали слезы, и те же самые слова:
– О! mio caro, mio amore! Tanto dolore, tanto soffrire!
И снова зазвучал тот же неистовый отчаянный хохот, от которого холод охватывает сердце. Я схватил её за руки, но она быстро, с нечеловеческой силой, оттолкнула меня и в одно мгновение вскочила на лошадь и исчезла в темноте ночи. Мы только слышали, как в отдалении зазвучал её звонкий, неистовый смех.
В следующее мгновение я бросился за ней, но хохот замолк. Страшная тьма окружила меня со всех сторон. Я оступился и упал на землю.
Почти в то же самое мгновение в ближней неприятельской траншее загремел перекатный штуцерный огонь. И почти вслед за ним грянули огнём и наши батареи.
Всё пространство, как бы по мановению волшебного жезла, ярко осветилось зловещим, красноватым светом, и в стороне от меня, не более, казалось мне, в шагах десяти, двадцати раздался резкий, захватывающей