Железноцвет. Азиз Тимурович Алимов
ему.
Аркадий на такое только привычно вздыхает, не открывая глаз. Я открываю бардачок, и на ноги мне тут же сходит лавина из оберток, пакетиков от сухпая и нескольких бутылочек “Санителя”.
– Глубже, – настаивает Зоя. – По-любому че-то осталась.
– Это что, глушитель?
– Ну, как тебе сказать, – вздыхает Зоя. – В каком-то смысле.
– Гм. Да.
– Он не укусит, Петь.
– О, что-то нашел! Нет, это граната.
Отодвинув РГО, я наконец вытаскиваю на свет пару протеиновых батончиков. Зоя немедленно вцепляется зубами в оба, засыпав меня, себя и пол крошками.
– Ммм… – мычит она. На ее лице появляется блаженное выражение.
Появление сфинксов в городских пределах не прошло незамеченным: на перекрестках я наблюдаю группы морпехов 303-й, раскатывающих колючку и несущих мешки с песком. Из трещин в куполе старого цирка приветливо подмигивают оптические прицелы. Повсюду, гражданские машины прижимаются к обочинам; автобусы высаживают недовольных и напуганных пассажиров прямо на шоссе. Из смонтированных на столбах и углах зданий мегафонов идет автоматизированное объявление, текст которого любой горожанин давно знает наизусть.
– ПРИКАЗОМ… ШТАБА УПРАВЛЕНИЯ… НА ТЕРРИТОРИИ… ВВОДИТСЯ… РЕЖИМ “Б”, ВСТУПАЮЩИЙ… ДЕСЯТЬ МИНУТ… АВТОТРАНСПОРТА БУДЕТ ПРЕКРАЩЕНО ЧЕРЕЗ… МИНУТ. ЛИЦА, НЕ ИМЕЮЩИЕ РАЗРЕШЕНИЯ… ПРОСЛЕДОВАТЬ… БЛИЖАЙШЕГО УБЕЖИЩА… НАРУШИТЕЛИ… КОМЕНДАНТСКОГО…
Помню, как в первый раз услышал эту дрянь, еще в школе. До того, как ввели объявления, был только протяжный рев заводской сирены. И страх.
По всему городу движение останавливается, пешеходы сбиваются в толпы, сливающиеся в подвалы убежищ. Объекты Управления переходят на карантинный режим. 303-я взяла под контроль все крупные перекрестки и выслала патрули, блокпосты ощетинились ежами и пулеметами.
– Не так уж и паршиво работают, – говорю я, глядя на строительство пулеметного гнезда, происходящее на крыше 1-го Универмага. Мимо него мы проносимся, игнорируя полустертую разметку и давно ослепшие светофоры.
– Позор, – бросает Аркадий. – Растоптали бригаду. Виновных, невиновных… даже за Предательство – слишком. Кто теперь будет город защищать?
– Драгуны Левченко, если верить Штабу. А Штаб всегда прав. Раз уж мы о нем – может скажешь, почему мы туда едем? У меня с начальством отношения так себе. После Москвы…
– Они и до Москвы были не сахар, младший. Зой, давай полегче, а?
– Не нравится – на трамвае езжай, – огрызается Зоя, и давит на газ. – Я всю жопу отсидела, пока через тундру трюхали. И опять в грузовом, блять!
– Ну что ты окрысилась опять? Нормально ведь доехали.
– А тебе все нормально, – бормочет Зоя, – глаза залил – и нормально.
Джип вылетает на Проспект Интернационалистов и лихо выравнивается после виража. Как самая длинная улица, проспект служит домом для городских мемориальных плит. Поначалу их делали из мрамора, позже из гранита. Те, что ставятся в наши дни, набирают