Странник. Александра Бракен
нашей группы, солгав, будто ее семья больше не владеет астролябией. Терны любили ее, заботились о ней, а она забрала ключи ото всего, что мы надеялись закончить, – Генри снова запустил руку в волосы, взлохмачивая их еще больше. – Мы знали друг друга с детства, Роуз и я. Какое-то время я искренне считал, что понимаю ее лучше, чем самого себя. Стыдно признаться, но я не видел, какой безжалостной она стала и как безнадежно запуталась. Ей не впервой использовать других, будь то Терны или Айронвуды, но заставлять тебя принимать главный удар – это слишком даже по ее меркам.
Этте не нравился ход его мыслей и то, в какой хаос он ввергал ее внутренний мир. Ей хотелось спорить, защищать маму, обвинять его самого в пристрастности, но, порывшись в памяти, она обнаружила, что уже исчерпала те немногие возражения, что у нее были.
Генри подошел к окну и выглянул наружу, отвернувшись от нее.
– В этой истории столько мрака, что порой я чувствую, как он меня душит. Наши жизни стали гобеленом семейной вражды, мести и опустошения, который обвивается вокруг нас все туже, и никто не избежит его крепких узлов, даже ты. Мне следовало увидеть признаки раньше, но я хотел верить, что она выше всего этого. Поверь мне: знай я, что она сбегает, унося в себе ребенка, я бы никогда не перестал тебя искать. Я бы дошел до самого края времени, лишь бы уберечь тебя от беды.
– О чем вы? – спросила Этта, нервно скрещивая пальцы на коленях. Она почти слышала, как нарастает гром ее мыслей, скачущих через такты лжи и утаек к последнему сокрушительному крещендо. И не хотела слушать.
Но должна была дослушать до конца.
Его взгляд, брошенный через плечо, сказал ей все.
– Путешествие, в которое она тебя отправила, – лишь плод бредовых видений и лжи.
8
Говорить, сидя на стуле, с его спиной, Этта не захотела и, оттолкнувшись от стола, подошла к нему. Восход приближался с каждой минутой, усиливая неослабное давление времени, утекавшего сквозь пальцы. Граница неба посветлела до мягко-фиолетового, и в нежном предутреннем свете Этта увидела то, чего не было на горизонте: призраки разрушенных зданий и улицы, скрытые под обломками, фонарные столбы, перекрученные и порванные, словно травинки.
– Я… – начала было она. Но речь шла не о ней. Пока не о ней.
– Не знаю, что тебе известно о Тернах, то есть о нас, – заговорил Генри, искоса бросая на нее взгляд и сжимая руки за спиной. – Не могу сказать, что за нами нет грехов и ошибок. Многие из нас потеряли на войне с Айронвудом все: семьи, состояния, дома, чувство безопасности и независимости. Но люди здесь собрались хорошие и достойные, желающие сделать что-то значимое. Мы хотим защищать друг друга. Знаешь, а ведь это именно твоя мама дала нам имя. Она любила повторять, что не может больше быть тепличной сортовой розой без шипов, а хочет стать терном: пусть и скромным диким цветком, зато с длинными колючками. Она едва не разрушила все наши надежды, когда исчезла. Роуз обратила наш замок в стеклянный и оставила нас беззащитными, в одном ударе от обрушения.
– Я все это знаю, – вздохнула Этта. Роуз на время