Второе пришествие. Акким Драников
лучше бы рассказал поподробнее, что случилось.
На мое скорбное повествование мужичок отреагировал тоже весьма своеобразно:
– Ну вот, дождались! Хрен теперь заграница нам поможет. В кои веки русскому мужику самому выкручиваться придется.
– Видишь толпу, – охладил его пыл Владимир. – Из них русских и двухсот человек не наберется. Остальные – бывшие иностранцы.
– Почему бывшие?
– А потому, что нет теперь ни русских, ни немцев, ни французов. Остались только жертвы конца света.
Они двинулись к самолету, в котором Мюррей наладил перепись колонистов, в первую очередь интересуясь родом занятий.
– Кукуманя я, Григорий, – немного смущаясь, сообщил мужичок. – А вот насчет профессии ничего определенного сказать не могу. В колхозе трактористом работал, в городе – слесарем, бочки клепал, выдувал стекло разное.
– А что бы ты у нас хотел делать? – спросил, заинтригованный такой разносторонностью, Мюррей.
– А что угодно, если без ученых выкрутасов. В ядреной физике и прочих сопроматах я не силен, зато со всякой человеческой работой справлюсь запросто.
Как показало время, Кукуманя не хвастался. Он принадлежал к тому, не столь редкому типу русского человека, который в трезвом виде мог выполнить любое задание, не требующее университетского образования. И если в каком-то деле не было узких специалистов – а их не было почти всегда – Григорий храбро брался за него и с блеском доводил до победного конца.
Вскоре он стал чем-то вроде живой палочки-выручалочки – когда работа грозила пойти прахом, срочно звали Кукуманю, и в большинстве случаев он спасал казалось бы безнадежно загубленное мероприятие. Но, конечно же, один Григорий не мог заменить всех колонистов, половина из которых считали грабли новой разновидностью клюшки для игры в гольф. К тому же со временем у Кукумани появилась возможность проявить во всей красе не только свои достоинства, но и недостатки.
Прошло несколько дней. Надежд на то, что катастрофа пощадила какой-нибудь материк или хотя бы пару-тройку достаточно развитых стран, откуда и придет долгожданная помощь, оставалось все меньше. Зато численность колонии за это время увеличилась почти на сотню человек. Причем это был не балласт типа чиновников или банкиров, а именно те люди, благодаря которым мы получали шанс выжить: крестьяне, рабочие, уцелевшие во время катаклизма. Эти люди влились в состав колонии только из-за присущего им чувства коллективизма и, несомненно, уйди они все вместе подальше от нашей беспомощной оравы, то сумели бы выжить, не слишком напрягаясь. Здесь же им пришлось лезть из кожи, чтобы обеспечить самым необходимым и себя и несколько сот недавних вершителей их судеб.
Косвенным подтверждением того, что, по крайней мере, Старый Свет исчез в морской пучине, стал массовый прилет разнообразных птиц. Наша колония расположилась в юго-западной оконечности вновь образовавшегося материка и несколько дней тому назад бывшее самым оживленным в смысле