Пути Господни. Руслан Владимирович Шабельник

      Мерное мерцание экранов. Успокаивающая зелень шкал. Тихое, по-деловому лаконичное перешептывание. Сосредоточенные лица. Едва слышный шелест синих одежд, гармонично вплетающийся в пчелиный гул механизмов.

      На еженедельных беседах синева одежд слабо разбавляла общее одноцветье. Техникам некогда отвлекаться, у них своя работа, своя – особая миссия.

      Да, важны аграрии, важны ткачи, важны текстильщики и куда уж важны – повара. Но техники – люди, поддерживающие жизнь, самое существование их мира. Отбирал их Эммануил с особой тщательностью, подолгу размышляя над каждой кандидатурой. Когда в твоих руках власть, любая власть, трудно оставаться тем же человеком. Власть – соблазн вседозволенности, безнаказанности, соблазн лишний раз дернуть, или напротив, отпустить нить судьбы. Особенно, если это судьба не твоя. Особенно, если тебе за это ничего не будет.

      У техников – власть огромная.

      Вот они – продукт его терзаний выбором – сосредоточенные, но без отрешения, сознающие собственную важность, но без надменности.

      На шум открываемой двери, в сторону Эммануила, повернулось несколько лиц. Небрежный кивок, и они снова в работе.

      Эммануил любил приходить сюда. Хотя бы потому, что на серьезных лицах не читалось почти привычного и такого нелюбимого благоговения, приторного до горечи обожания.

      Не раз и не два, среди смутного шепотка за спиной отчетливо выделялось: «Учитель». Они называли его так, он сам называл себя так. Однако, каким тоном, с какими интонациями это произносилось… О-о, интонации, оскорбление – они превращают в шутку, а невинный упрек в смертельную рану.

      Учитель все чаще говорилось таким тоном, как говорят: Бог.

      Что ж, раньше, чем хотелось, но, видимо, пришло время уйти. Лучше раньше, чем позже.

      Заразу обожествления следует пресечь. На корню. Тем более, этот корень – он сам.