.
провели опросы продавцов в сексшопах Москвы, Санкт-Петербурга и Каунаса), кто их покупатели (они не в накладе, ибо каждый платит за вход, да еще за просмотр «рекламных» роликов).
Мы здесь не затрагиваем собственно порнографии, которая является криминалом в каждой цивилизованной стране (даже в Голландии). О ней разговор особый. Но вот что касается «извращений», то массовая эротизация и ее пропаганда (также как секс бизнес) отвоевали от патологии некоторые их виды. Например, в Москве и Санкт-Петербурге есть клубы для мазохистов (следовательно, и для их партнеров, садистов). И все же, именно здесь проходит очень зыбкая стезя, отделяющая изощрение от болезненного извращения (если изощрения сексуального характера суть проявления особой сексуальной культуры и индивидуального вкуса – эротического, эстетического, то извращение суть болезнь, следовательно, то, что нуждается в лечении). При положении вещей, когда Государство дает на откуп эротизацию своего населения частным лицам (далеким от понимания социологии, этики и медицины), непременно будут негативные последствия. Но эротизация сама по себе здесь не при чем. Ниже мы будем говорить о «Бельгийском феномене»…А, ведь его тоже можно рассматривать, как результат чрезмерной эротизации всех слоев общества, ибо представители каждого из слоев замешаны в чудовищных преступлениях, совершенных тоже на почве секса.
Поголовная эротизация населения отнюдь не приводит к двум аберрациям на сексуальной ниве: проституции и сексуальному насилию. В первом случае, чем эротичнее ведут себя сограждане обоего пола (чем они сексуальнее), тем меньше потребности в услугах профессионалок и тем удовлетвореннее комплексы, которые могут реализовать себя через половое насилие. Проституция и половое насилие совершенно из других корней (не из общих, конечно), чем эротизация. В отношении проституции сейчас столько много спора лишь потому, что она предельно упростилась (до «quick»; и связалась с перверзными клиентами). Проституция в современном обществе потеряла шарм культа и ауру интеллектуальности (не случайно же в состоянии чрезвычайной ностальгии по «настоящей проститутке» Эрих Мария Ремарк поставил ей «Черный обелиск»). Насильников же никто не понимает («загадка сексологов» – Огюст Форель; «головная боль пенитенциарных социологов и психологов» – Ю.А.Алферов). Их никто не принимает (ни в одной стране нет, например, клубов насильников; они не объединяются в союзы и братства; как делают любые другие извращенцы, от фетишистов, до скотоложцев). Во всех тюрьмах мира к насильникам относятся (словно сговорившись!) одинаково – их презирают и, по возможности, физически уничтожают (посадить насильника в одну камеру с другими преступниками, пусть даже убийцами и грабителями, значить сильно оскорбить последних)12.
Эротизация не превращается в психическую эпидемию. Мы не видим толпы эротоманов. Как ни нагнетай эротические настроения
Прочитай об этом в документальном романе Martina Cole «The Jump». London, 1996.