Один из нас лжет. Карен М. Макманус
шиплю я.
Отец любит, когда мы дома говорим по-испански, но вряд ли он имел в виду такой случай. К тому же Нейт, скорее всего, должен отлично понимать этот язык.
Он останавливается возле рояля и оглядывается.
– Кто играет?
– Бронвин, – сдает меня Мейв прежде, чем я успеваю раскрыть рот.
Я стою у дверей, сложив руки на груди, а она устраивается в любимом папином кресле перед раздвижной дверью, ведущей в нашу половину.
– Она отлично играет.
– Правда? – спрашивает Нейт.
Я одновременно с ним произношу:
– Это неправда.
– Играешь, – настаивает Мейв.
Я смотрю на нее с прищуром, а она на меня – невинными большими глазами.
Нейт подходит к большому ореховому шкафу во всю стену и берет фотографию, на которой мы с Мейв с одинаковыми щербатыми улыбками стоим на фоне замка Золушки в Диснейленде. Снимок сделан за полгода до того, как Мейв поставили диагноз, и очень долго это у нас была единственная фотография. Нейт ее изучает, потом слегка улыбается. Насчет его губ Мейв права – они очень сексуальны.
– Сыграешь что-нибудь?
Это все же легче, чем разговаривать с ним.
Я бреду к табурету, сажусь, поправляю перед собой ноты. Это «Вариации на тему канона», которые я разучиваю уже не первый месяц. Уроки музыки я беру с восьми лет, и техника у меня очень хорошая. Но я никогда не могу заставить людей что-то почувствовать. «Вариации на тему канона» – первая пьеса, которая вызвала у меня желание попробовать. Что-то есть в том, как она развивается, начинаясь мягко и тихо, набирая мощь, пока не звучит почти гневно. Это трудная часть, потому что в какой-то момент ноты становятся резкими, почти диссонансными, и я не могу набрать нужную силу, чтобы это вытянуть.
Я не играла уже почти неделю. В последний раз, когда попыталась, взяла столько фальшивых нот, что даже Мейв дергалась. Кажется, она помнит, потому что смотрит на Нейта и говорит:
– Эта пьеса очень трудная. – Будто вдруг пожалела, что поставила меня в трудное положение.
А, ладно, черт с ним! Вся эта ситуация слишком абсурдна, чтобы принимать ее всерьез. Если я утром проснусь и Мейв мне скажет, что мне все приснилось, я с ней полностью соглашусь. Так что я начинаю играть – и произведение сразу ощущается по-другому, свободнее, проще с подходами к трудным местам. Я забываю про Мейв и Нейта и радуюсь, когда ноты, на которых я обычно спотыкаюсь, звучат легко и свободно. И даже крещендо я не атакую так сильно, как надо бы, но играю быстрее и увереннее, чем обычно, и ни разу не фальшивлю. Закончив, я торжествующе улыбаюсь Мейв, и только когда ее взгляд перемещается на Нейта, вспоминаю, что у меня двое слушателей.
Он стоит, прислонившись к книжному шкафу, руки у него скрещены на груди, и он впервые не выглядит так, будто ему скучно или он сейчас будет надо мной насмехаться.
– Это лучшее, что я слышал в жизни, – произносит он.
Эдди
Пятница, 28 сентября, 19.00
Боже, ну и мать у меня! Она реально кокетничает с сержантом Будапештом. Веснушчатым