Один из нас лжет. Карен М. Макманус
Пусть это на улице, но все равно церковная служба. Оставь в машине.
Я слушаюсь его и выхожу, но, когда провожу пальцами по волосам и закрываю дверцу, мне хочется надеть ее снова. Я словно голый, а люди на меня уже и без того всю неделю таращатся. Будь моя воля, я бы поехал домой и провел спокойный вечер, глядя бейсбол с братом и бабулей, но пропустить панихиду по Саймону никак не могу: я один из последних, кто видел его живым.
Мы идем к толпе на футбольном поле, и в сообщении я спрашиваю у Кили, где наши друзья. Она отвечает, что они в передних рядах, так что мы ныряем под трибуны, и я пытаюсь разглядеть их с боковых линий. Я смотрю на толпу и поэтому не замечаю девушку перед собой, пока чуть не натыкаюсь на нее. Она прислонилась к столбу и смотрит на футбольное поле, засунув руки в карманы свободной куртки.
– Извини, – говорю я и тут понимаю, кто это. – Лея, привет! Ты тоже туда?
В этот момент мне хочется проглотить язык, потому что вот чего не может быть, так это того, чтобы Лея Джексон пришла оплакивать Саймона. Она в прошлом году реально пыталась из-за него покончить с собой. Он написал, что она переспала с кучей новичков, и соцсети несколько месяцев не давали ей покоя. Она вскрыла себе вены и потом до конца года не ходила в школу.
– Ага, разбежалась, – фыркает она. – Земля ему булыжником. – Она смотрит на разворачивающееся действие, ковыряя землю носком ботинка. – Его никто на дух не переносил, но все держат свечки, будто это был мученик, а не урод со сплетнями.
Она не так уж не права, но я сомневаюсь, что сейчас время для такой честности. И все же я не пытаюсь защищать Саймона перед ней.
– Мне кажется, люди пришли выразить соболезнование. – Я пытаюсь говорить нейтрально.
– Лицемеры, – бросает она, глубже засовывая руки в карманы. Потом выражение ее лица меняется, и она вытаскивает телефон с хитрой гримасой. – Последнее видели?
– Последнее что? – спрашиваю я с неприятным ощущением под ложечкой.
Одна из лучших вещей в бейсболе – невозможность проверять телефон, пока играешь.
– По почте пришло обновление с «Тамблера».
Лея проматывает несколько картинок и протягивает мне телефон. Я неохотно его беру и смотрю на экран, а Луис читает у меня из-за плеча:
Пора кое-что прояснить.
У Саймона была тяжелая аллергия на арахис – так чего бы не сунуть ему в бутерброд «плантерс» и делу конец?
Я за Саймоном Келлехером наблюдал не один месяц. Все, что он ел, было завернуто в дюймовой толщины целлофан. Свою бутылку с водой он таскал повсюду и пил только из нее.
Но он десяти минут не мог провести, не глотнув. Можно сделать вывод, что, если ее не окажется под рукой, он будет вынужден пить простую воду из-под крана. И вот я ее взял.
Я провел много времени, думая, как добавить арахисовое масло в то, что пьет Саймон. В каком-то замкнутом пространстве без питьевого фонтанчика. Класс мистера Эйвери казался практически идеальным местом.
Мне тяжело было смотреть, как умирает Саймон. Я не социопат. В тот момент, когда он так жутко покраснел и стал ловить ртом воздух…