И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся. Юрий Безелянский
ее ногами. Я в одном пиджачке в 30-градусный мороз три раза пробегу по бульварным кольцам Москвы. Я убегу из желтой больницы комсомольского пассажа навстречу смертельной простуде, лишь бы не видеть 12 освещенных иудиных окон похабного дома на Тверском бульваре, лишь бы не слышать звона серебреников и счета печатных машин…»
«…Мне и годы впрок не идут – другие с каждым днем все почтеннее, а я наоборот – обратное течение времени, я виноват. Двух мнений здесь быть не может. Из виновности не вылезаю. В неоплатности живу. Изворачиванием спасаюсь. Долго ли мне изворачиваться?..»
В «Портретах современников» Сергей Маковский живописал Мандельштама следующим образом:
«…Беден был, очень беден, безысходно. Но, кроме стихов, ни на какую работу он не был годен. Жил впроголодь. Из всех тогдашних поэтов Петербурга ни один не нуждался до такой степени. Вообще все сложилось для него неудачно. И наружность непривлекательная, и здоровье слабое. Весь какой-то вызывающий насмешки, неприспособленный и обойденный на жизненном пиру.
Однако его творчество не отражало ни этой убогости, ни преследующих его – отчасти и выдуманных им – житейских “катастроф”. Ветер вдохновения проносил его поверх личных испытаний. В жизни чаще всего вспоминается мне Мандельштам смеющимся. Смешлив он был чрезвычайно – рассказывает о какой-нибудь своей неудаче и задохнется от неудержимого хохота… А в стихах, благоговея перед “святыней красоты”, о себе, о печалях своих если и говорит, то заглушенно, со стыдливой сдержанностью. Никогда не жаловался на судьбу, не плакал над собой. Самые скорбно-лирические его строфы (может быть, о неудавшейся любви?) звучат отвлеченно-возвышенно».
После такой оценки просятся строки поэта:
Нет, не луна, а светлый циферблат
Сияет мне – и чем я виноват,
Что слабых звезд я осязаю млечность?
И Батюшкова мне противна спесь:
Который час? его спросили здесь,
А он ответил любопытным: вечность!
Ах, эта вечность, все в ней идет по кругу. История возвращается, повторяется, и, как мученически выдохнул Мандельштам,
Все перепуталось, и сладко повторять:
Россия, Лета, Лорелея.
Однако пора и поставить финальную точку. До сих пор архив Осипа Мандельштама не собран и разбросан по всему свету, в частности, в Армении, Франции, Германии, Израиле, США, Канаде. И сегодня вряд ли кто-нибудь удивится:
Что за фамилия чортова!
Как ее ни выкручивай,
Криво звучит, а не прямо!..
Имя Мандельштама ныне звучит везде.
Борис Пастернак: мятущийся поэт, «как зверь в загоне»
Борис Леонидович Пастернак (1890, Москва – 1960, Переделкино). Тончайший лирик, тяготеющий к философским проблемам бытия. Яркий пример человека, не захотевшего расстаться с родиной. Учился в Марбурге и имел возможность остаться в Германии и стать там ученым-филологом, но не захотел и не остался. После революции, когда