Бездна. Марк Перовский
леса, откуда мне пришлось выбираться с боем. Лай усиливался, казалось, кто-то устроил собачьи бои, и в один момент мне даже захотелось посмотреть на это, но я тут же себя одёрнул.
– Это не твоё дело, – буркнул я сам себе, подкуривая сигарету. Спичка потухла прямо у меня в руке, не успев зажечь маленькую порцию смерти, зажатую меж зубов. Я достал коробок и вновь попытался зажечь. Вспыхнул огонёк, и струйка полупрозрачного, но в то же время тяжёлого дыма взмыла ввысь, в такое же серое небо.
Лай всё не прекращался. Это начинало напрягать. Откуда-то слышались разъярённые крики:
– Да заткните вы своих собак!
– Что их там, режут что ли?!
– Угомоните вы их!
Я знал, что этим плевать на других. Обыкновенные эгоисты, ничем не примечательные и серые. Из таких людей и состоит весь мир, вся хрупкая Система, позволяющая этому миру и дальше жить и процветать снаружи, а внутри – гнить заживо.
И вдруг воздух, наполненный неприятным шумом людских голосов и собачьего визга, порвал оглушающий взрыв. Кто-то выстрелил из ружья. Весь город тут же потонул в угнетающей, мёртвой тишине, словно этот выстрел прикончил всех сразу, и я теперь остался один среди горы трупов.
Я выбросил окурок в высокие заросли возле забора и, накинув на плечи зимнюю куртку, запер дом, вышел со двора. Шлёпая по грязному снегу, я шёл в никуда в надежде найти либо того, кто стрелял, либо тех самых собак. Не знал, чего мне хотелось больше: быть загрызенным или застреленным. Но отчего-то оставаться в стороне тоже не представлялось возможным. Кто знает, вдруг это начало чего-то большего?
Я вышел на одну из маленьких улочек, где теплилась тьма и мусор: коробки, мусорные баки, экскременты, которые выбрасывают прямо на улицы, когда выгребные ямы льются через край, вечно пищащие крысы, жующие выброшенную еду – это наш маленький умирающий мир. Проходя мимо домов, сразу и не скажешь, что за высокими заборами скрывается что-то более страшное, чем просто семьи, одиночки, отцы, матери, дети, мертвецы или полуживые люди. За каждой из дверей я видел страх и ненависть перед кем-то. Ненависть в здешних краях – обычное дело, но вот страх… он появился совсем недавно, и никто не почувствовал этого, пока не стало слишком поздно.
Я тоже его чувствовал. Он сидел где-то глубоко в душе и одновременно витал вокруг, нашептывая параноидальные слова: «Нет, нет, они тебя не ждут, уходи! Они боятся тебя так же как и ты их! Ты умрешь, если повернёшь за угол!» И часто этот страх побеждал.
Улица резко оборвалась, открывая взору небольшое чёрное зеркало озера, мёртвым плато лежащим подле высокого частокола леса. Верхушки елей размеренно покачивались на ветру, откуда-то из глубин вылетела стая воронов и с громким карканьем скрылась за горизонтом. Они тоже были напуганы, как и всё живое. Да и живого в этом городе было не особо много.
Озеро было мертво. Лес был мертв. Море, что разливалось где-то за моей спиной тоже было мертво.