Тетради 2017 года. Александр Петрушкин

      Глаз птицы, выбитый сквозь камень,

      в окружности других глазков

      дверных, древесных и прозрачных,

      скрипящих будто свет в покров.

      Всё, что здесь было – только двери,

      как слайд, кипящий на стене,

      я перешёл твои все звенья,

      которые звенят во мне.

      И, заключив тебя в ладоней

      замок, я камнем стал на дне

      у голоса, который тонет,

      зияя, будто он плотней.

      Круглый, круглый, круглый свет

      катится, меня стирая

      в рай, которого здесь нет,

      разрезает глаз по краю,

      вынимает из грязи

      ластиком из снега жёлтым,

      отрывает лепестки

      и становится неплотным.

      Я теперь здесь космонавт:

      Лайка Белка или Стрелка —

      руки больше не дрожат

      и собаки смотрят сверху

      то, как тела мёртвый зонд

      рассыпается до праха

      Бог мой, Бог, теперь я твой —

      круглый там, где свет – рубаха.

      Пепел бабочки, что скоро станет звуком,

      ниткою, сшивающею землю

      с некою о этой почве мыслью,

      с выдохом, которым прах развеян,

      с чёрным облаком, что встанет снегопадом,

      где метелью, пойманной в стоп-кадре,

      мы с тобой споём о них осанну,

      пропадая в дырку – не в нирвану.

      Бабочка моя, мы станем слухом,

      где не существует расстоянья,

      времени и чёрно-белой кожи —

      только звук, летящий перед нами.

      Хор разгорится, как будто пчела свет ужалит, жалея —

      прежде была слепота или яблок жужжащий

      звук – тот, который на тьме, в белый свет индевея,

      преображался в предметы, как линза нестрашный.

      В нём молоко проливалось и хлеб был уловлен:

      хруст – это корка поспелой воды, и – за льдом скрытой – рыбы —

      что теперь скажешь, от звука отпавший обломок? —

      если предметы не вечны, а звук раздробился,

      словно его монолит стал замёрзшей рябины

      ягодой, множеством, эхом, невнятицей чисел,

      то есть падением, вектором света в Харибды

      чёрной воронке, которою ты защитился

      там где пчела, полосатая сота из звука,

      в центр лабиринта летит сквозь промокший свет яблонь —

      тронешь её, а точнее – остаток полёта,

      в хворосте хора горящий, и – в колыбель её ляжешь.

      Пред