Нота После. Мария Фомальгаут
что их цивилизация самая великая в мире.
– Ну, это они все говорят. Как давно вы существуете?
– Кьюр-р-рр.
– Говорит, что еще до большого взрыва появились.
– Это они тоже все говорят. Как они довели планету до такого состояния?
– Квир-р-рр.
– Говорит, выкапывали из недр землю и выпускали в атмосферу.
– Полный бред.
– Ну… он так говорит.
– Зачем они это делали?
– Вымещали на планете свою злобу. За свое несовершенство.
Начинаю понимать. Да, бывает, когда чувствуешь свое ничтожество перед вселенной, такая злоба накатит, хуже нет. Но все равно. Нет им оправдания. Планета нам не для того дана, чтобы…
…да ни для чего она не дана, это мы ей…
– Они признают свою вину?
– Кьюр-р-р.
– И близко нет, – говорит мой друг, – бормочут что-то вроде а чего мы такого сделали… дурака включают, короче.
– Квир-р-р.
– Еще и возмущаются… ну скажи не наглые…
Киваю. Наглые.
Оглашаю приговор.
– Кьюр-р-р. Квир-р-р-р.
– Требуют обжаловать, еще и орут… вы кто такие, и все такое…
– Ну-ну, это они все могут… привести в исполнение.
Смотрю на звезду. Звезда смотрит на меня, она так смотрит, когда я сморозил какую-нибудь глупость, такую глупость, что самому за нее будет потом ой, стыдно…
– А… что такое? Приговор неправильно сказал?
– Правильно.
– Вопросы не те задавал?
– Те.
– Так что же…?
– Только виновника не того нашел…
Смотрю в черные глазешки этого, который кьюр-р и квир-р.
– А… кто?
Звезда показывает на виновного. Холодеет душа. Неужели…
– Держи-держи-держи, уйдет!
Он уходит. Тот, который убил планету. Тот, который прятался в чьих-то скелетах. Тот, который обиделся, когда я принес ему чашу.
Тот…
Уходит. Убегает. Улетает. Не сам, сам он летать не может, он зверя какого-то не то приручил, не то поработил, стальной зверь огнем пышет, по небу летает, его возит.
Уходит…
Оглядываю ловчих, ухе готовых сорваться за ним вслед. Само собой вырывается:
– Я его догоню.
Я его действительно догнал. Там. На умирающей земле, где он спрятался. Больше ему негде было спрятаться, другие земли его не принимали, встречали его мертвенным холодом или нестерпимым жаром, ядовитым паром или безвоздушием.
Он спрятался на мертвой земле, палачом которой был. Затаился в остове когда-то огромного чудовища. Принес листочки, у которых есть душа, чтобы смотреть в их душу. Даже успел поймать несколько таких, которые квир-р и кью-р-р, выпотрошил, изжарил на огне.
Он кивнул мне, как старому другу. Долго сидели молча. Слушали музыку небесных сфер.
– Не донесешь? – спросил он, наконец.
– Нет, что ты…
– Спасибо.
– Да не за что…
Надо было как-то сказать ему то, что вертелось