Радость поутру. Брачный сезон. Не позвать ли нам Дживса? (сборник). Пелам Гренвилл Вудхаус
будет зарезана в постели.
– Ты не думаешь, что это была шутка?
– Нет, я не думаю, что это была шутка.
– Говоря так, он не подмигнул левым глазом?
– Он не делал ни малейшей попытки подмигнуть ни левым глазом, ни правым.
– Ты могла не заметить. Ночь темная.
– Пожалуйста, не говори чепухи, Берти. Я уж как-нибудь сумею отличить шутку от разнузданной злобы. Он говорил совершенно недопустимым тоном. Сказал папе, глядя на него, словно на какое-то насекомое: «И вы еще называетесь мировым судьей! Тьфу!»
– Сплюнул?
– Нет, только сказал.
– А-а.
Я уже испытывал почти жалость к дяде Перси – насколько вообще можно испытывать жалость к такому человеку. Согласитесь, что вечер складывался для старика довольно неблагоприятно. Сначала Боко величает его «мой дорогой Уорплесдон», потом Эдвин ударяет клюшкой, и, наконец, Сыр хоть и не вправду плюется, но произносит «тьфу». Такие неудачные вечера потом вспоминаешь с содроганием.
– Его поведение открыло мне глаза. Обнажило нечеловеческую, зверскую сторону его натуры, о которой я до той поры даже не подозревала. Его бешенство от того, что ему не дают арестовать человека, было ужасно. Ну просто свирепый зверь, у которого отняли добычу.
Я видел, что акции Сыра приближались к нижнему пределу. Я сделал попытку остановить это падение:
– Но все-таки оно показывает рвение, разве нет?
– Вздор!
– А рвение, если хорошенько разобраться, и есть то самое качество, за которое ему платят жалованье.
– Не говори со мной о рвении. Это было омерзительно. А когда я сказала, что папа прав, он набросился на меня, точно тигр.
Несмотря на то что к этому времени, как вы легко можете себе представить, у меня земля уходила из-под ног и душа норовила ускользнуть в пятки от тревоги и отчаяния, все же бесстрашие Сыра меня восхитило. Жизнь так сложилась, что от нашей мальчишечьей дружбы мало что осталось, но можно ли было не уважать человека, способного, подобно тигру, наброситься на Флоренс? Даже царь гуннов Аттила, находясь в самой что ни на есть отличной спортивной форме, в таком деле, я думаю, сплоховал бы.
Но все-таки лучше бы Сыр не совершал этого подвига. Эх, говорил я себе, почему голос Благоразумия ничего не шепнул ему на ухо! Для меня было так жизненно важно, чтобы взаимная любовь этих двух сердец продолжалась в наилучшем виде, но, боюсь, с их будущего свадебного пряника уже сильно сошла позолота. Любовь – растение нежное, его надо беречь и лелеять. А это невозможно, если бросаться на барышень, как тигр.
– Я сказала ему, что согласно современным просвещенным взглядам тюремное заключение только ожесточает преступника.
– А он что на это ответил?
– «Да уж, конечно».
– Значит, согласился?
– Ничего подобного. Он злобным, надменным тоном переспросил: «Ожесточает, да?» Я говорю: «Да, ожесточает!» И тогда он высказался насчет современных прогрессивных взглядов в выражениях, которые я не берусь повторить.
Интересно все-таки, в каких