К берегам Тигра. Хаджи-Мурат Магометович Мугуев
да! Действительно. Я забыл вам сказать, что таково приказание корпусного.
Робертс бесцеремонно встает, показывая, что беседа кончена, и как ни в чем не бывало добродушно протягивает нам руки:
– Вы уходите утром. Золото вам пришлут через час.
Мы молча ретируемся вслед за генералом. В своем кабинете Эрн тяжело вздыхает и молча покачивает головой.
– Что же это значит, ваше превосходительство? – уже не скрывая своего возмущения, говорит Гамалий. – Не щадя своей жизни, русские казаки и офицеры идут в исключительно трудный и опасный рейд, но на пути они должны пользоваться, расплачиваться с встречными племенами лишь английским золотом. Ведь это же пропаганда британского могущества…
– …и нашей слабости, – тихо и торопливо договаривает Эрн. – Но что я могу поделать? Такова воля ставки и приказ корпусного. Там, наверху, готовы стоять навытяжку перед англичанами, – и он бессильно пожимает плечами. – Все, что в моей власти, – это оставить при вас предоставленные мною пятьдесят тысяч, а дальше вы уже действуйте по своему разумению и на свой страх и риск.
Мне становится неловко при виде осунувшейся, сразу ставшей маленькой фигуры генерала.
Выходим во двор.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – медленно говорит Гамалий.
Садимся на коней и до самой сотни едем молча.
Возвращаемся к себе около полуночи. В нашей палатке уже сидят белозубый Фредди и штабс-капитан Корсун – прикомандированный к Робертсу для поручений русский офицер. Фредди молча указывает на опечатанный сургучной печатью цинковый ящик, а Корсун тихо поясняет:
– Десять тысяч фунтов стерлингов. Господин майор просил подтвердить получение денег. Отчета в расходовании и сдачи остатка не требуется.
Гамалий молча отворачивается, а я, написав расписку, вручаю ее Корсуну. Он и Фредди уходят.
Зуев безмятежно спит, но Химич уже успел протрезвиться и вместе с вахмистром обошел всю сотню, осмотрел коней и седловку, обследовал хозяйственную часть, проверил пулеметы и предупредил казаков о раннем выступлении в поход.
– Обед будет готов к трем часам, – докладывает он. – К четырем накормим людей и в путь.
Вахмистр в свою очередь сообщает Гамалию, что консервы розданы по рукам, не считая неприкосновенного запаса.
– А патроны?
– По двести пятьдесят штук у каждого, окромя тех, что на двуколках. Кузнецы справили свой струмент. Фуражу тоже полны саквы. Вы уж не беспокойтесь, вашскобродие, – успокаивает он, – все как надо, в порядке… А что, – пригнувшись ко мне, шепчет он, – к английцам, говорят, идем?
Я гляжу на него полными изумления глазами. Он конфузится и говорит:
– Так промеж себя казаки толкуют. Опять же этот Востриков: «Я, говорит, знаю, к английцам через весь фронт пойдем».
Он умолкает, но я чувствую, что он дожидается ответа. Гамалий смеется:
– Ну, чего там скрывать. Уж если Востриков так сказал, надо открываться. К английцам, Лукьян, к ним.
– Да