Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918. Х. Д. Семина
из турецкой группы разговаривал с каким-то русским офицером. Переводчиком служил им доктор-армянин. Турецкий офицер заявил, что сопровождавшие партию пленных армянские солдаты по дороге изрубили около четырехсот человек турецких солдат и офицеров. В живых остались только эти двадцать человек. Он так был взволнован, когда рассказывал это, что руки у него тряслись. Чтобы скрыть свое волнение, он держал полы своей шинели и бессознательно перебирал пальцами.
– Мы так с пленными не поступаем. Обезоруженный враг – солдат – становится нашим другом! А нас обезоружили и по дороге перебили. Мы просим виновных наказать за эту бессмысленную жестокость.
Когда он кончил говорить, руки у него еще больше дрожали, в глазах стоял пережитый ужас. Несмотря на голод (четыре дня их вели до Карса), никто из них не дотронулся до еды, которую им принесли из госпитальной кухни.
– Это ужасно! Обезоруженных пленных порубили! – сказала с возмущением сестра, стоящая рядом со мной.
Вдруг один из стоящих недалеко офицеров обернулся к нам.
– А вы посмотрели бы, что они сделали с армянскими жителями, которых они застали в Ардагане, и с теми беженцами, которых они догнали при наступлении! Все дома полны трупов! Женщин, детей – никого не щадили. Дороги усеяны их трупами! Ни один человек от них не спасся! Всех порубили! Я поручил армянской дружине сопровождать их потому, что у меня других людей не было! – закончил молодой офицер, тоже взволнованный не меньше, чем турецкий офицер. – Конечно, гуманности от армянских дружинников ждать не приходится. Когда у каждого из них только что, может быть, убиты отец, мать, или жена и дети.
Сестра совсем сконфузилась, почувствовала свою несправедливость по отношению к русским солдатам. Сколько она видела их, искалеченных вот такими же турками! И ее симпатии к туркам быстро меняются…
Возвращаясь в госпиталь, она уже с возмущением говорит:
– Ах, какие жестокие, перебили женщин, детей! А мы должны еще их кормить?
– Доктор, я сейчас видела пленных турок, – входя в перевязочную, говорю я.
– А, сестра, дайте лубок для ноги, – не слушая меня, сказал он.
Я помогаю доктору бинтовать ногу; поддерживаю лубок. Кость в двух местах прострелена. Нужно бы сейчас же сделать операцию. Но и в таком виде его довезут до Тифлиса, а там больше средств для такой серьезной операции. Там его положат после операции сразу в спокойное положение; а с переноской и с перевозкой отсюда до Тифлиса кости могут сдвинуться и неправильно срастись.
– Сестра, помогите мне наложить гипсовую повязку вот этому, – говорит другой доктор. – У него сломана ключица и раздроблено плечо.
Сначала мы перевязываем рану; потом накладываем гипс, и, утвердив плечо неподвижно, вешаем руку на косынку. Доктор написал по гипсу «есть рана».
– Доктор! Вот раненный в живот, – снимая марлю, говорю я. Доктор подошел и легко нажимает пальцами вокруг раны. Живот немного вздут, затвердел, и краснота вокруг раны…
– Сухую повязку и забинтуйте, –