Любовь со взломом (пьесы). Валерий Иванов-Таганский
конце телефонного разговора мы видим балкон, где курит Степан. Жарко. На балконе бутылки «Ессентуки». Степан большими глотками пьет из бутылки. В дверях появляется Ирина. Оба долго молчат. Потом Ирина тоже делает глоток «Ессентуки», но сильно поперхнулась.
Ирина. Фу, гадость! Фу!.. Сплошная соль. Подделка, а не «Ессентуки».
Степан. Не я солил. Я эту дрянь вожу.
Ирина. Возишь, и слава богу! Там думать не надо!
Степан (через паузу). Я не думаю. Я поступаю. Противно! Откуда в людях такое? И ты тоже хороша! Олега и Нюру – за борт, у вас, мол, кровь не того разлива!
Ирина. А ты? Расщедрился! Купец-лабазник!
Степан. Ты, по-моему, сама сказала: наше личное дело, как мы поступим…
Ирина. Личное? А с кем ты живешь? С кем, я повторяю? С ней или со мной? Она меня поливает, а ты молчишь. С кем, я повторяю? У нее теперь эта квартира, а у тебя что? Ветхая, аварийная хрущевка, за которую ещё неизвестно, что дадут. Шеф старается, но…
Степан. Знаю, что шеф старается…
Ирина (бьет Степана наотмашь). Прекрати намеки. Со свечей, что ли, стоял? Или завидуешь, что он на коня похож, а ты жердь на заборе?
Степан (замахивается). Убью.
Ирина (спокойно). Убей! Но не оскорбляй. Когда надо, сама скажу тебе, что дала. Тогда разводись или к Ивану – в места не столь отдаленные. А сейчас напраслину не неси. Я блюду себя. Пущай и ради идиота.
Степан. Лучше всех тебя отец знал. Недаром омутиной прозвал.
Ирина. А почему? Сынок не по его указаниям женился. Невестка-торгашка ему не по рангу пришлась. Как же, официантка, продавщица… А сам глазки на меня косил. Небось, сам в этот омут попасть по знакомству хотел.
Степан. Опомнись! Что ты несешь?
Ирина. А когда техником – смотрителем пристроилась и хрущевку получили, что он заявил нам, забыл? «Бери свою “дрянцу с пыльцой” и выматывайся!» И все почему – потому что в омут не плюнул.
Степан. Не поэтому. Не строй из себя «карнавальную ночь». Не привык он, когда перечат, когда все назло делается. Вспомни, когда ты из ресторана сумки с черной икрой таскала и на ночь, назло отцу, на лицо мазала вместо крема.
Ирина. А почему я это делала? Разве была я у вас в доме человеком? Только и слышала: рыжая дура, где твоя «буфетка», простака облапошила. А он-то чем помог простаку? Алешку устроил? Да я сама могла через своих всё сделать. Валька теперь защитницей стала – как же, прописал, квартира сто двадцать метров ей досталась… А забыл, как тиранил её? Ивана боялся, потому что тот ничего не спускал ему, а Вальку за все цеплял, чего и не делала. Верно про него мать моя сказала – по бороде Авраам, а по делам – хам.
Степан. С твоих слов всего нагребешь. Вальку он как раз жалел…
Ирина. Конечно, когда Ивана посадили, жалеть начал. А почему?
Пауза.
Степан. Договаривай.
Ирина. Степа, совсем немножко осталось. Расселят нас из хрущевки, переедем в хороший район, шеф точно обещал. Обстановку купим, машину поменяем, этой уже четыре года, заживем,