Огола и Оголива. Ольга Евгеньевна Шорина
на пути в Москву ничего выдающегося не произошло: ни моего любимого исполнителя, ни того бедняги, собиравшего франки по курсу на операцию.
Приезд в столицу для меня– ритуал, словно я – провинциалка, приехавшая покорять её любой ценой. Я сошла с толпой в пасть метро, всё также «ритуально» приобрела два полупрозрачных зеленоватых жетона, спустилась на эскалаторе на красную Сокольническую ветку.
Но, увы, ехать мне было абсолютно некуда! Абсолютно! Мне нечего было делать в такой вожделенной Москве! И поэтому я решила съездить к своему будущему, как я тогда уповала, месту работы.
Я вышла на Кропоткинской, в районе которой, на Пречистенке, жили в 1925 году товарищ Шариков, доктор Борменталь и профессор Преображенский, покрутилась на Волхонке, посмотрела издали на золотящийся, как эта осень, храм Христа Спасителя. А к штабу не пошла, побоявшись заблудиться. И я решила, что оттачивание маршрута пока что ни к чему, ведь оформлять документы я туда пойду с Татьяной Ивановной.
И я вернулась на станцию. И как её только переименовать не хотели! И в Пречистенку, и в Храм Христа Спасителя, а уже в наше время – в Патриаршую. Но в честь русского революционера-анархиста Петра Алексеевича Кропоткина– всё равно звучнее всего. И Дворец Советов, как было до 1957 года – тоже неплохо.
В то время в метро было много торгашей, это сейчас всё запретили. Чем только не торговали! Газетами, билетами в театр, дипломами, трудовыми книжками. В то время ещё можно было подработать, продавая газеты.
На Кропоткинской стояла чистенькая, небольшого ростика бабушка в аккуратном тёмном платочке. Ей было, наверное, лет восемьдесят. Но главное – не это. Невзирая на её преклонный возраст, комплекцию, в ней чувствовалась громадная внутренняя сила и достоинство, которых не было и быть не могло ни у этой сектантской суки Оголы, ни у моей родной бабушки, в других современных мне бабках, жалующихся на судьбу и упивающихся своими горестями. Не будь у них их «маленькой пенсии», они были несчастнейшими из женщин!
Есть люди,– их немного, – после общения с которыми тебя надолго словно очищает светом. Вот эта бабушка была из таких. Она продавала газету «Молния» партии «Трудовая Россия» Виктора Ампилова и «Завтра», о которых я знала из «Московского комсомольца», который мы давно выписывали, как о диких и страшных, варварских, «фашистских».
Но, ни в этой замечательной бабушке, ни в её товаре ничего угрожающего не было, даже в этом «жупеле»– газете «Завтра». У неё даже логотип был добрый, детский, – с буковками из мультфильма «Ну, погоди!»
«Молния» стоила тысячу, «Завтра» – три. Это было много, я потом узнала, что везде– 2500– 2800 рублей. И я их купила, завозившись с нашими давным-давно обесценившимися деньгами.
–Давайте, я поддержу, – по-дружески предложила бабушка, и я увидела её тёмные старческие зубы, стёршиеся до основания.
Я пишу это, а прошло уже, страшно сказать, двадцать лет! Я ещё буду вспоминать многих людей из массовки моей жизни, которым тогда было семьдесят, и которых уже нет в живых! Почему-то так странно, – знать что стольких, пусть и случайных, но запомнившихся тебе людей, уже нет в живых…
Эх,