Русский ад. Книга вторая. Андрей Караулов
Дробинину шеф, завалились – кучей – дядьки-приставы. Четыре часа дня. Он, сука, уже припудрил носик и полностью под «снежком»…
– Говорите коротко, Мельников, – попросил Григорий Алексеевич. – Про носик – не интересно.
– Корпоративная фигня, шеф: Шорор, Янковский и Дробинин. Были партнеры, но Андрюха их предал. Пригласил на охоту, поднял вертолет, а над лесом распахнул калитку: либо гоните, друзья, дарственную на весь бизнес сразу, либо айда навстречу смерти, парашюты у нас не предусмотрены…
Явлинский медленно допил свой бокал до конца. Третья бутылка пошла, а ему не в кайф, он не пьянеет…
– Отдышавшись, шеф, Янковский и Шорор нагнали в банк приставов. С некрасивым решением какого-то суда в Дагестане, купленного по случаю. На улице – телекамеры центральных каналов и некто Дейч из вездесущей газеты. Дробинин закрылся в кабинете и принял с горя лошадиную дозу. Эффект был выше ожидания репортеров! Дробинин вылетел из парадного подъезда «Легпромбанка» с фомкой в руках и принялся крушить автомобиль судебного пристава!
Ура, кокаин! Ты окрыляешь людей! Сбылась мечта человечества!
Явлинский налил себе немного вина. Он предчувствовал срамоту: ему не удавалось отделаться от самоощущения себя как случайного в России человека; случайные люди всегда притягивают к себе проходимцев.
Мельников нервно облизал пересохшие губы:
– Его тут же повязали, шеф, но Андрюха перескочил Зубовский и исчез в неизвестном направлений? Где он шатался целыми сутками – никто не знает, но вчера этот черт вваливается ко мне в «Калчугу».
Морда в крови, грязный, просто… снежный человек какой-то.
– Снежный?
– Ну да! Умоляет: пусть, говорит, Григорий Алексеевич сей же час позвонит Ельцину, иначе меня поймают и закроют. Банку будет полный пипец, а у нас там, Григорий Алексеевич, хотелось бы напомнить, четыре ляма трудовых доходов, плюс – первый английский взнос.
– Красивая история.
Мельников вскочил и стал носиться по комнате.
– Шеф, я не переживу!.. Взяли, сука, Сибирь! Слава Ермаку!
У него на глазах выступили слезы.
– Деньги… Четыре ляма… – причитал он по-бабьи, – как корова… языком… – о-о!..
Григорий Алексеевич был ни жив ни мертв, на самом деле терять деньги, столько денег, это катастрофа, конечно, но вида он не подавал: среди своих Григорий Алексеевич считался щедрым человеком.
– Ваш стиль… это самовозбуждение, Мельников? – поинтересовался он.
– Что?..
– Вы все сказали?
– Все!
– Ну так… и до свидания.
– Как это? – Мельников аж привстал.
– Да вот так.
– В смысле?
В смысле – идите, Алеша, с богом…
Куда?.. Куда мне идти?
А я поц-цем знаю? Я вас звал? Нет. Вы сами, Мельников, влетели, потому как вами дурная энергия движет. Эндорфин. А любая энергия сейчас подозрительна.
– И куда мне идти? – не понял Мельников. – К кому?
Григорий Алексеевич засмеялся:
– Вы, Мельников, человек из анекдота. Мужик пил целый месяц.