Век императрицы. Натали Якобсон
я про себя. – Все это глупости. Почему я должен бояться каких-то книг и темноты?
Однако, четкая страшная картинка, как вспышка молнии то и дело представала передо мной. Мне казалось, что там, в поместье, обезглавленный труп в алом платье сидит в кресле, безвольные кисти мертвых рук лежат на подлокотниках, а чьи-то лилейные ухоженные пальцы ловко приставляют голову к обрубку шеи. А где-то во мгле копошатся острые золотые когти опасного, нечеловеческого существа. Неужели каждого, у кого родственники погибли насильственной смертью, навязчиво преследуют подобные галлюцинации?
Не вытерпев, я зажег свечу. С недавних пор темнота стала нагонять на меня страх. Нельзя быть таким малодушным, но я ничего не мог с собой поделать. Должно быть, большинство студентов, перезагруженных учебой, становятся такими нервными и пугливыми. Еще не пробила полночь, а я уже с нетерпением ждал наступление утра, прихода света и солнечного тепла, которые прогонят подальше от моей комнаты хоровод пугающих теней.
Ветер все еще перелистывал страницы, а мне казалось, что их листает чья-то невидимая рука. Как я могу внушать себе такие глупости? Ведь я же уверен, что призраков не бывает. Нет, я ни в чем не уверен. Я откинулся на подушки и стал следить за калейдоскопом черно-красных символов, мелькающих перед глазами на неприятно шуршащих страницах. Черный кошелечек тоже валялся на полу, и все монеты из него высыпались, некоторые даже закатились под кровать и комод. Если бы я верил в волшебство, то, наверное, подумал бы, что кто-то незримый нарочно проказит в моей комнате и разбрасывает мои вещи. Пора кончать с этим наваждением. Я неохотно встал, чтобы положить книгу обратно в сумку, но сначала решил собрать с пола монеты, поднял кошелек и заметил, что его завязки сами собой опять соединились в узелке. Кошель показался мне слишком тяжелым, словно вовсе не был пустым. Ругаясь, я развязал узелок, потянул за бархат и чуть не ослеп от блеска золотых монет, еще более крупных и новеньких, чем те, что раскатились по полу. Как странно, я чуть было не растерял все свое богатство, оно теперь устилало поблескивающими кружочками пол, а в кошельке золота не убавилось, а, напротив, стало заметно больше. Что за чертовщина? Я хотел спрятать кошелек в ящик комода, мне казалось, что черный бархат неприятно колет и щекочет пальцы, но я почему-то не мог выпустить его из руки. Если бы была жива Даниэлла, она бы мне все объяснила, но она лежала в могиле, а над ней окрашивались в кровавый цвет чайные и белые розы. Почему только тогда, перед своим отъездом, я не захотел выслушать сестру, не попытался поверить ей? Она боялась насмешек и поэтому не стала посвящать меня в страшную тайну нашей семьи. А может, ее пугали не только ожидаемые издевки со стороны слушателя, может, она боялась пуститься в откровения по какой-то другой причине. Кто-то угрожал ей? Но кто? Ее тайный поклонник? Вряд ли какой-то деревенский парень посмел бы отрубить голову аристократке. Допустим, в деревне и был какой-то обезумивший от ревности влюбленный, все равно, рубить головы это метод