Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, революционера. Сборник
республику[156]. Трамваи сегодня ходят, но спектакли в Мариинском театре прерваны – из-за отсутствия топлива.
Вечером друзья (Стип, Замирайло178, Эрнст, Бушей, Аргутон) и Акица с детьми были заняты разглядыванием моей коллекции старинных рисунков; все это под лампой представляло собой прелестную картину уюта, однако передо мной мелькнул вопрос: неужели это один из последних вечеров, когда такая сцена еще возможна?.. Мы на вулкане, извержение коего как будто должно начаться в ближайшем будущем. Что, например, означают те три ружейных выстрела, которые раздались у нас где-то по соседству? Говорят, во многих местах продолжается разгром погребов и вокруг идет стрельба. Трудно справиться с начавшимся пьяным бунтом. Пьяный же бунт может повести ко всяким другим безобразиям. Разгромят погреба, а там и соседние лавки: торговля остановится, наступит полный голод, начнутся поиски по частным домам вина и хлеба. Тогда волей-неволей придется прибегнуть к террору и т. д. <…>
Вообще же, должен констатировать, что при всем теперешнем «ожидании конца» у меня на сердце все же теперь спокойнее, нежели вокруг 21 апреля или осенью, в период эвакуации[157]. Вот когда мной овладевала безумная тревога, и я всеми силами сопротивлялся, чтоб не впасть в полное отчаяние. Теперь же, когда все уже упущено, все шансы потеряны и едва ли вернутся при иных комбинациях, я чувствую себя в каком-то царстве по ту сторону разума и воли, исключительно во власти стихий. Это проще. «Ничего не поделаешь» – лучше, нежели сознание, что можно еще многое сделать, да вот те, от кого это зависит, не хотят, не понимают, своей же пользы не понимают!
<…>
17 декабря (4 декабря). Понедельник. <…>
На днях Арцыбушев179 слушал Троцкого – ту речь, которая была произнесена в Николаевском зале Зимнего дворца перед большевиками, сразу после того, как он, Троцкий, был освистан в Александровском зале только правой половиной Крестьянского съезда. Наружность, по словам Юры, у Троцкого жуткая: острая бородка, глаза разбойничьи, «пустой», бездушный голос. Пользование известными ораторскими приемами и самой бессовестной лестью. Побывал Юра и на казачьих съездах в Екатеринодаре и в Новороссийске. Каледина он описывает в виде эффектного генерала с сильно горбатым носом. Отличительная черта этих собраний – это какое-то «общее хитрение, общее себе на уме». <…>
18 декабря (5 декабря). Вторник. Уже лежа в постели, слышал выстрелы – около часу ночи. Это, вероятно, продолжают грабить погреба Елисеева, Баскова и Католической Консистории (тоже на нашей 1-й линии). Мотя напугана слухом, будто большевики собираются устроить забастовку прислуг (митинг на эту тему происходил у нас на углу) и устроить обход с этой целью всех квартир. Наши дворники и швейцар, в виде исключения в общем правиле, не бастуют. Среди дня пришлось заполнить заявление о неимении винного запаса. Это в предупреждение обыска (солдатами Финляндского полка).
<…>
Сегодня должны начаться мирные переговоры. Переговоры о перемирии завершились обедом, данным честь честью немецкими генералами.
В период с декабря 1917 г. по май 1918 г. общественно-политическим течением сибирской интеллигенции (Сибирскими областниками) в борьбе за суверенизацию края были созданы свои органы власти, готовые принять автономное управление Сибирью.
Осенью 1917 г. Временное правительство, озабоченное приближением немецких войск к Петрограду, вынесло постановление о переносе основных государственных учреждений в Москву, однако в последующие несколько месяцев решительных действий предпринято не было.