Принцесса, сыщик и черный кот. Андрей Бинев
зачем его забрасывать в четвертый раз, если у тебя лицензия только на три хвоста? Логично, хотя и мелочно!
«Мелочно! – думал Роман, закручиваясь по ленте дороги вокруг поросших кустарником скал. – Здесь, собственно, все мелочно! Точнее, мелко! Островная героика, ограниченная с одной стороны береговой линией по горизонтали и с другой, по вертикали – осыпающейся вершиной Олимпуса. Вот через дорогу только что неторопливо перешли трое вооруженных ружьями мужчин с суровыми и важными лицами. Они – элита острова, получившая лицензионное право на отстрел мелких пташек размером с отъевшегося воробья. Больше стрелять не в кого! Всех перебили история и природные катаклизмы! Охотники! Лучше уж в тире погреметь своими винчестерами!»
Роман был раздосадован встречей с охотниками в узких тирольских шляпках с перьями, перепоясанными старыми кожаными подсумками, с ружьями за широкими плечами. Он не любил охоту! И слово-то какое в русском языке! Охота! Значит – хочу… хочу убивать, хочу стрелять, хочу лишать живое сердце последующего мгновения… Охота сеять смерть! Каприз разомлевших в неге цивилизации разбойников! К черту! Если так охота, то ползи на войну! Пусть тот зверь тоже охотится на тебя! Из-за угла, в чистом поле, в каменном квартале, с ружьем, автоматом, пулеметом, с ножом или пистолетом! Пусть проявляет остроумие в подкладывании мин и огненных ловушек на тебя, охотник! Ищи жертву, чтобы жертва не нашла тебя! Что же ты избрал жертвой тех, кто гол от рождения до смерти и вооружен лишь когтями и клыками с единственной целью прокормить себя или защититься в честном бою! Сдери с себя одежду, покажи свои желтые зубы, оскаль голодную пасть, изогни дугой сильное тело, выдави из мякоти своих лап острые когти! Обнажись перед зверем! Будь равным, не греми по воробьям пороховыми зарядами!
Роман вздрогнул, словно в яви, увидев черного одноглазого кота, стерегущего девственный звериный порядок в древнем монастыре. Клыки, когти, дыбом шерсть, мудрый вызов в единственном оке и последнее, милостивое предупреждение в благородной уступке дороги к спасению. Страх тогда обнажил суть Романа, которую он, оказывается, не знал сам, неожиданно оглушило осознание общего Закона для всего живого о неприкосновенности жизненных пространств и священных территорий власти.
Роман тряхнул головой, поддал газу, наращивая скорость. Машина провалилась в глубокую долину, свернув с основного пути, и понеслась к далекому хребту, раскинувшемуся так широко, словно тот не ведал, что рожден на острове, а не на бескрайнем материке. Радостно и тревожно ухнуло сердце.
Омо мелькнул первый раз внизу, в ущелье, когда машина, натужно рыча, уже карабкалась на каменистый хребет. Белые стены, окружающие храм, красная черепица крыш и прямоугольная, похожая на карандаш, башня колокольни разом метнулись ввысь от подножья хребта и мгновенно исчезли за скалой. Роман вытянул голову, ожидая узреть их вновь, но уже в окружении разноцветья одноэтажных и двухэтажных домов, милых, словно бутафорских, и древних, как сама земля, тенистых садов, узких, кривых улочек, серого дымка