Амнезия, или Фанера над Парижем. Владимир Ильич Купрашевич
запомнить имя своей секретарши.
Она уходит. К моему сожалению. И даже панике. Без нее я чувствую себя улиткой без панциря. Закрываю глаза, чтобы открыть их только когда Мария снова подойдет к моей кровати.
Приходит она не скоро. Кладет мне на грудь какую-то фотографию.
– Вот нашла одну в бумагах, – говорит она и испытывающе смотрит мне в глаза.
Я беру ее в руки. Это она, Мария, в купальнике на краю бассейна. У нее необыкновенно красивая фигура. По нижней кромке фотографии крупными печатными буквами написано имя. Я вижу, что надпись свежая.
– Да я запомнил, – пытаюсь я улыбнуться.
– Ну, на всякий случай, – лукавит девушка.
– Скажи Мария, а мы в той моей прошлой жизни не встречались?
Она молчит и смотрит на меня задумчиво.
– Наверное, то, что я часто задерживаюсь у вас, сбивает вас с толку. Вам надо больше общаться с другими. И, вообще, вы лежебока. Надо чаще вставать, больше ходить.
– Конечно, это маловероятно, – не обращая внимания на ее слова, рассуждаю я. – Ведь ты такая молоденькая, а я уже…
Мария хихикает.
– Какая уж я молоденькая. Просто так, кажется. Мне уже за тридцатник.
Я плохо ориентируюсь в цифровом пространстве и вглядываюсь в ее лицо.
– И это много?
– Много, – вздыхает она. – Половина жизни. А у кого-то и целая жизнь. Кому как повезет.
– А мне везет?
– Конечно. Еще как. Вы же могли погибнуть.
Меня огорчает ее уверенность.
– Значит я уже старый. Мне-то уже не один тридцатник.
Мария смеется.
– Для мужчины это не много.
В ее словах столько тумана, что я окончательно теряю ориентиры.
– Мария, ты что-то будешь писать?
– Как это? – не понимает девушка.
Я сам не понимаю, с чего мне такое приходит в голову.
– Ну, я как бы подопытный, что-ли?
– Вы мой пациент. Моя работа. А …разве одно другому мешает? Ведь важно чтобы во благо, – Мария как будто смущается, потом продолжает уже деловым тоном.
– Давайте поговорим немного о вас. Обычно в памяти легче восстанавливается давнее. То, что было много раньше. Вы вспоминаете что-нибудь из вашего прошлого?
Я в напряжении. Она нисколько не лучше невропатолога. Разве что ее настойчивость не вызывает такого раздражения.
– Из детства, из юности, – подсказывает Мария.
Я погружаюсь в хаос, царящий в моей голове и мне страшно.
– Знаешь, – хриплю я, – Я не могу ничего разобрать, где реальность, где бред.… Все вместе. И услышанное и увиденное… может быть, среди всего этого, есть что-то из моего, но, я уже не раз бред принимал за реальность.
– Или реальность за бред, – подсказывает Мария – Это прояснится со временем, но нужен только ориентир.
– Народный?
Мария смеется.
– Начните с женщин. Они наверняка были в вашем прошлом. И, наверное, немало.
– Ты же говоришь, что я уже с них начал.
– Ну не так же. Если не получается по каким-то подсказкам, нужно более тесное общение с ними. Ну, …
У нее славные пухлые губки