Как потопить «Титаник». Нина Охард

      Какая в этом году ранняя зима! Холодная поземка метет и кружит снежные хлопья. «Сейчас лучше чем в феврале, еще земля не промерзла», – думаю я.

      В пятницу Мишу похоронят. Дима собирает деньги. Кроме инженеров, никто на собрание не пришел. Прожект менеджеры считают, что их это не касается, они не сдают деньги и не собираются на похороны. Все делают вид, что ничего не случилось, даже те, кто работал с Мишей на одном проекте. Игорь сдает деньги, но тоже отказывается идти на похороны. Дима шокирован и растерянно смотрит на меня.

      – Я пойду, – отвечаю я на его немой вопрос.

      Мне нужно еще сообщить французам.

      Я пишу Анне-Гаелле в чат о смерти Миши. Она реагирует очень спокойно, фаршируя ответ нужным количеством ахов и охов.

      Теперь я должна еще сказать Тьерри. Мне совершенно не хочется это делать.

      – Мне следует сказать об этом Тьерри? – спрашиваю я у Анне-Гаелле.

      – Я ему позвоню, – отвечает она.

      Я понимаю, что, не красиво перекладывать этот разговор на нее, но смерть Миши – вовсе не та тема, на которую я бы хотела общаться. Я не сказала Тьерри о болезни, теперь совершенно незачем писать о смерти.

      Пятница. Я отпрашиваюсь у Анне-Гаелле до двух, хотя понимаю, что вряд ли вернусь так рано.

      Холодно. Мокрый снег кружится в воздухе. В маленькой часовне набилось слишком много народа. Дышать нечем. Несмотря на то, что Миша проработал в компании почти четыре года, на похороны пришли только я, Дима, Артем и Влад. Остальные присутствующие – родственники и коллеги по предыдущей работе.

      Неожиданно я замечаю женщину в цветастом бордовом платке, которая громко всхлипывает и отчаянно трет глаза. «Господи, это же Ира!», – понимаю я и чувствую, как приступ тошноты вперемешку с ненавистью подступает к горлу. «Зачем ты ее позвал?», – шепчу я Диме. Он недоуменно жмет плечами, отвечая, что она пришла сама.

      Я закусываю губу, потому что меня раздирает приступ гнева. Нецензурная брань рвется наружу, и только усилием воли мне удается заставить себя промолчать. За полтора года Мишиной болезни Ира ни разу не позвонила ему, не справилась о здоровье, за два месяца до смерти, больного исхудавшего, еле стоящего на ногах ругала за незначительную ошибку, вместо того, чтобы наказать прожект менеджера за безобразную организацию работы. Зато сейчас она чернее, чем вдова и в голос рыдает. Да уж, похоронить, конечно, легче чем уберечь.

      Душно. У меня кружится голова, и я боюсь потерять сознание, поэтому пробираюсь поближе к выходу. Дима смотрит на меня удивленно, думая, что я собираюсь уйти.

      Неожиданно служба прекращается и все затихают. «Ма-ма!», – раздается истошный детский крик. Несколько мужчин выносят смертельно бледную женщину на улицу. Кто-то пытается успокоить рыдающего