Вселенная «Мастера и Маргариты». Книга 1. Фима Жиганец
что под видом «дома Грибоедова» описывается Дом Герцена на Тверском бульваре, где до 1933 года размещались Всероссийский Союз писателей и различные литературные организации. До создания Союза писателей СССР все советские литераторы входили в различные литературные организации: РАПП, ЛЕФ, «Перевал», Союз крестьянских писателей и др.
Однако 23 апреля 1932 ЦК ВКП (б) постановил «…объединить всех писателей, поддерживающих платформу Советской власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве, в единый союз советских писателей с коммунистической фракцией в нем»».
А в 1933-м в Дом Герцена уже въехал Литературный институт им. Горького, так что с этого времени никаких МАССОЛИТов здесь быть не могло.
На этом основании некоторые исследователи делают вывод о том, что под МАССОЛИТом Булгаков подразумевал не Союз писателей СССР, а именно одну из литорганизаций более раннего периода. Тот же Борис Соколов пишет в «Булгаковской энциклопедии»:
«В Доме Грибоедова Булгаков запечатлел так называемый Дом Герцена (Тверской бульвар, 25), где в 20-е годы размещался ряд литературных организаций, в частности, РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей) и МАПП (Московская ассоциация пролетарских писателей), по образцу которых и создан вымышленный МАССОЛИТ».
Действительно, очень похоже – Московская ассоциация пролетарских писателей (МАПП) и Московская ассоциация литераторов (МАССОЛИТ).
Грех спорить против того, что один из прообразов МАССОЛИТа – именно литературные объединения 20-х годов, а Дом Грибоедова списан с Дома Герцена.
Но вместе с тем и это не даёт нам полного права отнести события «Мастера и Маргариты» исключительно к 20-м годам прошлого столетия. Есть серьёзные аргументы против.
Вспомним главу 5 – «Дело было в Грибоедове», где в ожидании Берлиоза в половине одиннадцатого вечера томились двенадцать литераторов:
«– А сейчас хорошо на Клязьме, – подзудила присутствующих Штурман Жорж, зная, что дачный литераторский посёлок Перелыгино на Клязьме – общее больное место. – Теперь уж соловьи, наверно, поют. Мне всегда как-то лучше работается за городом, в особенности весной.
– Третий год вношу денежки, чтобы больную базедовой болезнью жену отправить в этот рай, да что-то ничего в волнах не видно, – ядовито и горько сказал новеллист Иероним Поприхин.
– Это уж как кому повезёт, – прогудел с подоконника критик Абабков.
Радость загорелась в маленьких глазках Штурман Жоржа, и она сказала, смягчая своё контральто:
– Не надо, товарищи, завидовать. Дач всего двадцать две, и строится ещё только семь, а нас в МАССОЛИТе три тысячи.
– Три тысячи сто одиннадцать человек, – вставил кто-то из угла.
– Ну вот видите, – проговорила Штурман, – что же делать? Естественно, что дачи получили наиболее талантливые из нас…».
До Великой Отечественной войны существовал лишь один «дачный литераторский посёлок» – Переделкино. Именно он и выведен в романе как Перелыгино: «перелыгАть», по Далю – «перевирать, передавать чужую ложь; извращать и перевирать вести». «ПерелЫга» –