На Господа уповах. Жизнеописание старца Иоиля. митрополит Никопольский и Превезский Мелетий
Пошли!
Это было сказано так грозно, что не встретило возражений. Подхватив брата на руки, Афанасис перевез его к себе домой в Каламату. Но и там Иоиль потребовал уединения:
– Положи меня в подвал. Я хочу тишины. Не желаю никого беспокоить и тем более – заражать.
– Что? – с горечью и гневом воскликнул Афанасис. – Мой брат в подвале? Болеть, так всем!..
И, поселив его в лучшем жилом покое, рядом с домочадцами, ухаживал за ним сам, как мог. Все окончилось благополучно. Никто из семьи Афанасиса не заразился, ибо ее покрыл Сам Бог любви. А больной выжил и стал набираться сил.
После этого отец Иоиль еще глубже осознал, что жизнь – дар Божий и ему надлежит работать Господу. Мысль эта захватила все его существо. Так Бог приуготовляет избранных Своих Себе на служение.
Впоследствии Батюшка нередко говорил: «Родство по плоти есть великое таинство и образ любви Божией, помните это. После милосердия Божия нас во все дни жизни сопровождают милосердие и любовь плотских родителей и сродников. Очень трудное дело – оставаться чуждым миру ради Господа и одновременно воздавать долг любви своим родным по плоти. Это под силу лишь тем, кто стяжал великое смирение и дар различения духов».
«Чахоточный!»
В доме брата больной пришел в себя. Он был окружен медицинским уходом и постепенно встал на ноги.
После этого отец Иоиль уехал в Алагонию – гористую местность в верховьях Тайгета с климатом, напоминавшим швейцарский и целебным для тех, кто перенес туберкулез. Там, благодаря горному воздуху и диете, он еще более окреп и вскоре вернулся к школьной деятельности. К слову сказать, приходские священники тогда не получали жалованья и вынуждены были довольствоваться «доброхотными даяниями», которые батюшка лично для себя исключал.
Улучшение самочувствия означало возможность снова поститься, чему он весьма радовался. «Я бы этого и по необходимости не вынес – делать одно, а учить другому! – вспоминал Старец. – И все равно стал бы поститься, даже если бы мне грозила смерть. Теперь же я пощусь слегка: ровно столько, чтобы говорить людям о посте и никого не смущать противоположным примером. А вместе с тем приходится смиряться, и очень крепко! Ведь, что касается поста, я воображал свою жизнь совсем иной».
Однако медики были неумолимы: «Что толку от временного улучшения? Эта болезнь неизлечима!..».
Мог ли он в таких обстоятельствах строить планы на будущее, надеяться на долголетие и здоровье? Батюшка видел перед собой только смерть. Болезнь постоянно напоминала о ней, а врачи без обиняков настраивали и самого пациента, и родителей его учеников на скорый финал: «Неизлечимый заразный недуг – прямая угроза для окружающих, особенно для подростков-учеников!».
Трудно было ожидать от бедных селян, что они, постоянно слушая такие разговоры, предпочтут выдающиеся достоинства отца Иоиля собственному покою и безопасности своих детей. Начались толки, угрозы пожаловаться в министерство…
Что же Батюшка? Не желая быть причиной соблазна и нестроений,