Черная стезя. Михаил Александрович Каюрин
пропорционально результату.
Уголовники принялись за старое. Половину дня они проводили у костров, грелись и бездельничали, объясняя это необходимостью размораживания земли. Такой привилегии им никто не давал, решение принималось единолично.
Конечно, за костром следить было необходимо. Нужно вовремя приносить свежие дрова, постоянно подживлять огонь, передвигать костёр на новое место. Но эта незатруднительная работа не шла ни в какое сравнение с той, которую выполняли политические. Лом и кирка не выматывали последние силы уркачей. И всё же, как не напрягались заключённые, выработка понижалась с каждым днём.
Люди слабели на глазах, превращаясь в дистрофиков. Нередко заключённые падали от изнеможения прямо в траншее. Их поднимали, отводили в специально обустроенное место у костра и укладывали на толстый слой лапника. Вечером несчастных под руки волокли в лагерь. Из барака они больше не возвращались. В январе появились первые трупы.
Кашалот по распоряжению Грыжи принялся каждый день передвигать колышек назад, который накануне устанавливал нормировщик после приёмки выполненных объёмов. Предыдущие маячки они заблаговременно выдёргивали и выбрасывали.
Миролюбов быстро сообразил, в чём дело. Ещё в октябре, после разговора с Марком о существующей туфте, он сделал метку на границе последней выработки. Втайне от всех вывел краской дату на тыльной стороне бетонного репера. Этот репер оставили после себя геодезисты, когда нивелировали трассу.
Не раздумывая, Александр заставил нормировщика перемерить весь объём, начиная от тайной метки. О выявленных приписках докладывать прорабу не стал.
На следующий день он отвёл Грыжу в сторону. Резко развернув его лицом к себе, схватил за грудки и грозно сказал:
– Слушай сюда, гнида! О том, что ты переставляешь колышки, я пока никому не скажу. Но учти. С завтрашнего дня ты со своей кодлой начинаешь работать индивидуально. Уговор у нас с тобой был. А за базар, сам знаешь, надо отвечать. Не по-воровски это. Ваш дневной труд буду принимать лично. Харчей получите ровно столько, сколько заработаете. Усёк, фраер?
– А если – нет? – ухмыльнулся уголовник, обнажив полный рот железных зубов. – Пику в бок мне воткнёшь, да, начальник?
– Нет, зачем мне из-за тебя на зоне париться? Я из тебя лучше птичку сделаю, милок.
– Какую …птичку? – оторопел Грыжа.
– Какой ты недогадливый, – злорадно проговорил Миролюбов. –Домашнюю, какую же ещё? Сокола из тебя сделать у меня не получится, а вот петушком кукарекать в бараке по утрам, я тебя, пожалуй, научу. Вот так. Надеюсь, уразумел, о чём я толкую?
– Ты чё, в натуре, начальник?! – шумно прорычал Грыжа. Его белесые ресницы часто заморгали, губы тряслись в бессильной злобе. –Меня в петушатник?! На понт берёшь?! Ты на кого лаять вздумал, шавка лагерная?
– Не нравится кукарекать у параши? – усмехнулся Александр. –Тогда вешайся. Умрёшь хотя бы героем в глазах братвы. Не узнают они правды, как ты ссучился в Самарском СИЗО.