.
Поля Ру, а затем перевела взгляд на меня.
– Дядя Поль, а вы – моя душа! Вы знали об этом?
Наш любимый и уважаемый старик перевел вопросительный взгляд на меня.
– Ты – часть ее души, ибо она испытывает к тебе самые нежные чувства. Ты – ее слабость, потому что она будет плакать самыми горькими слезами, если ты завтра умрешь. Или послезавтра. Когда тебе будет удобнее умереть?
– Иди к черту, Андреа! Лучше делом займись, – а затем он обратился к моей лучшей работе. – Придешь за простынями через четыре часа, малышка. Береги себя!
– Пока, дядя Поль. Я буду плакать, если ты завтра умрешь.
– Да ну вас, – сказал он и вышел из комнаты.
– А дядя Поль станет натюрмортом после своей смерти?
– Нет. Он слишком толстый.
– Значит, толстые никогда не станут натюрмортом?
Я засмеялся.
«Боже, она впитывает в себя все, что я говорю».
Эта очаровательная губка доедала третье яблоко.
Мы позавтракали остывшими круассанами и холодным какао, разговаривая о душе, натюрморте и моем неповторимом и замечательном детстве. День в Сен-Поль-де-Вансе выдался жарким и душным, а потому мы надели свои белые сорочки из хлопка и отправились в путь по зеленым улочкам нашего славного городка.
Первым делом мы зашли к тете Жаклин, которая жила на соседней улице – там, «у фонтанов», где печет свои бесподобные круассаны пекарь Мишель.
– Доброе утро. Можно к вам в гости? – поприветствовали мы молодую хозяйку, как только она открыла нам дверь. Жаклин была коренной француженкой в восьмом поколении, в ее жилах текла поистине неразбавленная французская кровь.
– Проходите, мои дорогие. Я вам очень рада.
Мы сняли обувь, а затем нас пригласили на чай с миндальным печеньем.
– Присаживайтесь. Как у вас дела? Луиза, мне кажется, ты похудела?
– Тетя Жаклин, а знаете ли вы, что вы – это часть моей души?
Я не любил имя Жаклин, но здесь, в наших краях, оно было очень распространенным, как, например, имя Джузеппе в Джеле, и поневоле приходилось с этим смириться.
– Это тебе папа такое сказал?
– Да, а еще он сказал, что толстые после своей смерти никогда не станут натюрмортами.
Я немного покраснел и поджал губы от стыда.
– У твоего папы большие познания в области человеческой души и искусства.
– Но ведь я могу обосновать, – сказал я как-то по-детски нашей гостеприимной Жаклин.
– Мы внимательно слушаем тебя, – подбодрила меня она.
– Ты – часть моей души, Жаклин, потому что я испытываю к тебе чувства. Ты – вежливая, приятная, от тебя всегда вкусно пахнет и веет непонятной мне радостью, искренним желанием жить. Мне легко и приятно находиться рядом с тобой, и если ты завтра умрешь, то я буду плакать горькими слезами по тебе. Но слезы Луизы будут вдвойне горше моих, – я перевел взгляд на дочь. – Вот, что она тебе хотела только что сказать.
– Это – признание? – поинтересовалась Жаклин неестественно твердым и холодным голосом. Мне еще