Сердца наши золотые, инкрустированные бриллиантами. Этьен Экзольт
мира, убеждать себя в том, что немногое было потеряно и упущено, что настоящая моя жизнь не менее увлекательна и многообразна.
Официантка подошла к нему, он осмотрел ее обычным своим, в меру нескромным, оценивающим, слегка подозрительным взглядом, заказал эспрессо и проводил девушку взглядом долгое время не имевшего женщины самца.
– Для чего ты хотел встретиться со мной? – ткнувшись ногтями в чашку, я позволил электрическому страху пройти от них до сгиба локтя, где они остановились, запутавшись в венозном откровении.
Возмущенно вскинув брови, оскорбляясь моими прямотой и поспешностью, он скривил свои губы молчаливого пророка, вызывая во мне самые неприятные подозрения, нагнулся и достал из белого пластикового пакета черный панцирь кассеты, который и положил на стол, произведя при этом звук раскалываемого обезьяньего черепа. Наслаждаясь горячей гладкостью корпуса, я взял его в руки, приподнял пружинную крышку, посмотрел на зеленоватую, переливающуюся слезливым хитином ленту под ней, в каждом отблеске света над которой виделись мириады образов, неясных, бесформенных, ускользающих от восприятия, сменяющих друг друга с такой скоростью, что невозможно было одновременно определить их местонахождение и скорость. Громогласно древние, существующие ровно столько, сколько сама возможность их восприятия, они возникали радужными бликами на металлической пленке, намеками на рифму, отголоском заблудших звуков несотворенных музыкальных инструментов, звоном потерянной монеты, радостью незачатого ребенка. Нечто охмелевшее, торжественно-непристойное, неприязненно-очаровательное мерещилось в них, смятенный отсвет в чужом окне, раболепная тишина посторгазменной спальни, оцепенелая тяжесть обмана. Знакомая мне последовательность признаков, голографическая плеть естества.
– Что на ней? – кончиками пальцев я касался кассеты, уже вернувшейся на середину стола, не уверенный в необходимости принимать ее призрачные тайны.
– Тебе стоит взглянуть. Один знакомый принес ее мне. – сделав глоток своего мерзкого напитка, он с восхищением скривил губы. – Это всего лишь случайность.
Закурив сигарету, он осмотрелся вокруг, бросил взгляд на пламенное чучело археоптерикса, разбрасывавшего яркие перья неудач из-под высокого потолка, на деревянного идола с двумя огромными фаллосами, притаившегося в углу, декоративных золотистых скарабеев, расползшихся по светло-желтым стенам и все это, должно быть, показалось ему пошлым и жалким. Совершив еще один глоток, он отодвинул стул и поднялся.
– Где тут уборная? – рука моя махнула в сторону тех задумчивых комнат и он удалился, оставив свой телефон на столе.
Обычно он забирал его с собой, как делал и я с принадлежащим мне устройством. Необходимое, счастливое, рассудительное, изысканное недоверие всегда присутствовало между нами, подразумевая, что другой может воспользоваться