Сердца наши золотые, инкрустированные бриллиантами. Этьен Экзольт
с очертаниями Млечного Пути.
Через тридцать пять страниц она устала от океана. Слишком рано, по моему мнению. Тяжело дыша, разбрызгивая вокруг соленые капли, она бесшумно упала на песок рядом со мной, радостно улыбаясь, как будто вернулась с удачно завершившегося, не предложившего изнасилования свидания. Несколько капель попали и на книгу, буквы расплылись, отравленные пренебрежением, удрученные изменением смысла, потерей порочной связи с прочими. Растерянно кривя губы, я смотрел на них, став свидетелем гибели мира, ничего не способный предпринять в связи с тем, не имея возможности ни остановить ее, не желая даже потворствовать ее увлечениям. Отложив книгу подальше от девушки, дабы предотвратить дальнейшее уничтожение, я сложил на груди руки, я вздохнул, пытаясь справиться с раздражением, вызванным прежде всего тем, что мы проводили время так, как было то ей угодно. Мокрые волосы, потеряв пышность свою, обвисли над ее лицом, белые песчинки и обрывки красных водорослей застряли в них икринками усталого конфетти. Улыбчивая утопленница, она сидела, перебирая руками пьяный шепот песка, прилипавшего к ее пальцам, превращая их в свидетельство редкой и нескромной болезни, забиравшегося на ее ноги, разбредавшегося по бедрам в стремлении полностью подчинить себе девичью неуступчивость. Вытянув придавленную моей ногой пластиковую бутылку, она сделала несколько глотков из широкого горлышка, забавно приподнимая голову, закрывая глаза, придерживая левой рукой дно. Прилипшая к левой щеке прядь извивалась от виска к углу глаза, опускалась, выворачиваясь, разбиваясь на отдельные волоски, почти добираясь до губ, останавливаясь в почтительной близости от них и влажно при этом поблескивая. Ресницы ее дрожали судорогой ведомого на казнь, капельки пота увечили собой лоб, купальник с еще большей страстью прижимался теперь к ее телу, но я не испытывал вожделения, вид мокрой ткани, облегавшей ее груди и неприметный лобок не возбуждал меня, уставшего и подозревающего, что и весь оставшийся день будет таким же неприятным. Невдалеке от нас остановился черный полицейский автомобиль, выбросивший из себя толстого офицера, недовольно посматривавшего вокруг, потирающего кобуру на поясе так, словно была она больной частью тела. Закрыв дверь потускневшей от вида катастроф и преступлений машины, он медленно побрел по пляжу, неустанно поправляя фуражку, ладонью стирая со лба, щек и висков пот, глядя на окружающее с нескрываемой злобой, поглаживая обвисшую вдоль левого бедра резиновую дубинку. Вынужденный по воле требовательного распорядка приехать сюда в жаркий день, сразу после полудня, вышвырнуть грузное тело в плесневеющий зной, испачкать одежду в песке, а обувь в испражнениях рептилий, он намного больше хотел вернуться в городскую прохладу, где мог бы сидеть в машине или кафе, обсуждая с другими бездельниками исход спортивных событий. С тех пор, как несколько месяцев назад