Сердца наши золотые, инкрустированные бриллиантами. Этьен Экзольт
завершения пути, а цели и выгоды становились немедля несущественными и глупыми. Стремившиеся к другим людям, переставали тогда понимать их привлекательность. Мужчина, еще полчаса назад торопившийся к обещавшей отдаться ему девушке, начинал сожалеть о своем недостойном порыве, понимая, неожиданно для себя, что грудь ее невелика, ноги коротковаты, сама она полна пошлых сомнений и мало чем интересна в остальном. Юноша, мечтавший о том, как примет его в объятья возлюбленный, вспоминал девочку, поцеловавшую его когда-то и, неуверенный теперь в выборе своем, начинал осматриваться вокруг, пытаясь разглядеть в других машинах детей. Третий же побег, фиолетовый, с темными полосами, поклонник мстительных муравьев, горьковатой пряностью возбуждал переливчатую злость и, словно холодный возбуждающий напиток касался горла, пробуждая человека от тревожного сна, поощряя его выпрямиться на кресле, всматриваясь в чужой металл с костеломной яростью во взгляде, испытывая ко всему вокруг лишающую рассудка ненависть. Тогда больше всего хотелось покинуть свою машину, бить чужие стекла и лица и мог несчастный вцепиться зубами в свою руку, вкушая собственную кровь взамен текущей из незнакомцев и заплакать о забытом в кухонном комоде оружии. А ползучие вьюны пролезали в ливневые стоки наивной болезнью, проникали в трубы, сжимали провода, разгрызали и замыкали их, вынуждая красный сигнал светофора на мгновение замерцать и продолжить свечение свое, столь благотворное для хищных растений.
Пробравшись сквозь сплошной поток машин, иные из чьего числа не выдерживали жары и напряжения, останавливались, отказываясь двигаться дальше, мечтая никогда больше не знать ни одного оборота колеса, ни единого метра любого пути, какой бы заманчивой ни казалась цель, какие блага и дары не обещало бы достижение ее, мы миновали несколько столкновений, рассыпавших вокруг себя загадочную мозаику ярких, радужно переливающихся стеклянных осколков, задиристо слепящих стальных частей, приклеенных друг к другу засохшей кровью. В печальном восторге следил я за искореженными машинами, погнувшимися крыльями, обнажившимися в приступе самоунижающей ярости лампами, вспухшими подушками безопасности, чувствуя в лукавой пустоте погибшей подвижности остановившееся время, наслаждаясь ею как непостижимо прекрасной скульптурой, возникшей по вине обстоятельств чрезвычайных и уже потому заслуживающей отношения к себе как к явлению исключительному и почти невозможному. То, что к воплощению их приложены были человеческие ошибки и неудавшиеся намерения, переоцененные возможности, незамеченные обстоятельства, неловкая забывчивость, упрямая самоуверенность, еще больше сближало представшее передо мной с неким жестоким искусством, и мне было чем насладиться во время моего путешествия.
Повернув в узкие улочки, мы увидели прогуливающих школу мальчиков, осмелившихся расстегнуть черные