Рыцарь с земляничной тропы. Антон Александрович Алексеев
мам. Я чувствую. Он будет уже за этим холмом.
– Береги силы лошади! Они еще понадобятся. А ну-ка перейди в рысь! Аквер, ты меня слышишь вообще?
– Да, мам! Один холм и всё. Дальше рысь.
Они проверили на себе всю необъятность Пепельного поля, всё его многообразие и вариативность форм. Они мчались по холмам или огибали их, прорывались сквозь перелески или увиливали от них, форсировали овраги или скакали прямо по ним в поисках легкого подъема, когда те были слишком широки и отвесны. Буйная скачка на беду лошадей, пока всё наконец не подошло к концу, ведь предчувствие мальчика не подвело его.
Всадники въехали на холм и застыли, как вкопанные. Живая картина с немыслимой мощью, и так близко, что учащается пульс. Их взгляд стрелой летел к колоссу, размеренно вышагивающему подле старого леса. Поступь гиганта доносилась легкой вибрацией по земле, а дальше через ноги к телу, и до самого сердца.
– Мам, это он! Сури! – возбужденным голосом повторил имя великана мальчик, и глаза его наполнились ворохом звезд, нагло воруя первенство блеска у звезд настоящих, что начали посрамленно угасать.
– Да сынок, это он, – она ответила тихо.
Потому что нельзя губить такие моменты громкими словами. Потому что голос восхищенного дыхания здесь гораздо уместнее. Она смотрела на свое дитя так, как смотрела на него при первых его шагах, при первом его слове, при первом поцелуе, которым она одарила его в момент рождения. Разве можно придумать что-то лучше, чем искренний восторг своего ребенка? Нельзя. Именно поэтому она хотела запомнить эти секунды в мельчайших подробностях, не упуская ничего, от легкой слезы на своей щеке, до дрожи души, которая вела себя так, совсем не из-за шагов великана.
– Ты плачешь? – удивленно спросил Аквер, повернувшись к задумавшейся в этот момент матери.
– Ветер сильный, – улыбнулась мама. – Видишь, как твоя лента колышется.
– А когда у меня уже будет черная, как у тебя? – поинтересовался Аквер с серьезной миной. – Я уже хорошо езжу!
– За «хорошо езжу» ленту не получают, – снова став серьезной произнесла мама. – Вот когда перестанешь сбивать бревна на дистанции, тогда и сделаю тебе черную ленту.
– Но мои друзья уже все с черными. И я среди них как малявка, хоть на осла садись.
– Помнится мне, как одна малявка рассказывала, что один её друг, со всего маху, улетел с лошади в канаву полную крапивы, а потом чесался всю неделю.
– А! Ну, да, – засмеялся Аквер. – Было дело.
– Черная лента конника – это не просто символ, это показатель твоего умения. Чтобы люди знали, нужно ли от тебя шарахаться на улице или можно вовсе из дома не выходить, – хмыкнула мама. – Поэтому твоя черная лента окажется на левом плече только тогда, когда ты перестанешь сбивать бревна. Ясно?
– Понятно, – вздохнул мальчик.
– Так! Слезай с седла. Будем переодеваться.
Аквер быстро спрыгнул на землю и начал распаковывать поклажу. Мама занялась тем же, но резко прервалась:
– Аквер, лови.
Мальчик