Капитан Два Лица. Эл Ригби
И… можно не записывать. Всего четыре буквы.
Тайрэ рассмеялся и, качая головой, вышел из каюты.
«…Я всегда буду требовать больше, чем нужно». Это касалось не только владения мечом, и Дуан это понял. Ино тоже.
«Забудь о средних величинах». Он забыл. И знал, что не вспомнит, даже теперь.
Когда станет правителем.
С трех стен, окаймлявших Треугольную Площадь, на коронацию взирали молчаливые боги. Будущий властелин Альра’Иллы шел вперед, гордо приподняв голову. Он чувствовал на себе и эти взгляды, и еще сотни взглядов из толпы. Они окрашивались множеством оттенков чувств – от простого ленивого любопытства до преклонения и настороженной неприязни. Пропавший. Проклятый. Вернулся, чтобы воцариться.
Дуан Тайрэ не боялся, что его узнают, даже если в народ и затесались вдруг знакомые пираты. Он давно понял: люди вообще склонны запоминать скорее детали – шляпы, форму усов, украшения, одежду, оружие. Королевский облик – отороченный мехом плащ, расчесанные чистые волосы, выбритый подбородок и неподведенные глаза – менял в Капитане Два Лица и все остальное. Еще в спальне, глядя на себя в зеркало и одеваясь, он понял: принц Ино, «юный Сокол», здесь и всегда прятался здесь. Его не удалось утопить в море.
Церемония проходила без музыки: как и всегда, музыкой были тишина и чуть слышное в ней дыхание людей. Никто ничего не выкрикивал и даже не шептал; любой шепот был бы явственно слышен как смертным, так и богам. Говорить имели право лишь двое – коронующий и коронуемый.
Верховный жрец Пантеона, старый Райша де Локар из пирола́нгов, горных людей, медленно протянул принцу мохнатые ладони. Дуан вложил меж массивных рук свои. Кожа под белой шерстью была холодна, как снег, так же холоден низкий голос.
– Клянешься ли ты перед своим народом отречься от себя самого и принять единственным своим благом благо светлейшей Альра’Иллы?
– Клянусь.
Толпа молчала.
– Клянешься ли ты перед ликом сиятельной Лувы беречь все благое, что есть в наших землях, и нести свет соседним, словом или клинком, если они погрязнут во тьме?
– Клянусь.
Златовласая Лува красовалась на центральном гобелене Светлой стены. Ее взгляд, казалось, не обязывал ни к чему, был полон кротости и любви… но ей не случайно всегда клялись первой.
– Клянешься ли ты перед ликами Милунга и Пала заботиться о процветании своего народа, о его единении, о крепости его семей? Защищать его от голода, болезней и недугов, преумножать его благосостояние?
– Клянусь.
Румяный вислоухий толстяк на горе подушек и косматый пироланг в лентах и бусах тоже не могли внушить подлинного страха. Это двое – бог процветания и бог семьи и дружбы – по праву звались Светлыми. Ино улыбнулся их изображениям и тут же почувствовал, как в ожидании следующих слов по тан бежит дрожь.
– Клянешься ли ты перед ликом Даракка́ра Безобразного вершить беспристрастный суд, вести справедливую войну, быть честным и с союзниками, и с друзьями,