Всё ещё я. Nikki Tozen
попадались мне на глаза, в кампусе для мальчиков.
На перемене, как обычно, поток школьников рванул в коридоры, то и дело натыкаясь на разбросанные по всем углам листовки со стихом. Не было почти ни одного школьника, который бы не прошёлся ногой по листовке или не поднял ее, прочитав, или не скомкал и не запустил бы в своего соседа. Даже учителя, недоумевая от устроенного в школе беспорядка, поднимали стих и читали его. Неожиданно во время перемены, когда наибольшая часть учеников пошла во двор школы, с третьего этажа на их головы посыпались листовки.
Изгибаясь и искажаясь, они слетали вниз, и на каждой мелькали строки, которые врезались в мою память словно выгравированные надгробные имена.
Школьники из толпы тут же начали подпрыгивать и хватать слетающие сверху листы бумаги, как купюры. Они непослушно отталкивались от пальцев и комкались под ногами, издирались в клочья под давлением голосов и истеричного смеха.
Я стоял и курил в стороне, наблюдая за этим представлением и реакцией раззадорившейся ребятни, когда меня вдруг кто-то сильно толкнул в спину. Я повернулся и увидел девушку с вьющимися каштановыми волосами, по ее щекам текли слезы, и она шмыгала носом, комкая в руках листки бумаги, которые вдруг начала истерично рвать и осыпать ими меня, будто это было конфетти.
– Так это твоих рук дело? – я выдохнул дым от сигареты прямо ей в лицо.
– Какое же ты все-таки ничтожество, – зашипела она, подходя ко мне вплотную и замахиваясь, чтобы ударить по лицу.
Я позволил ей ударить себя. Хлопок ее руки по моей щеке был громким, он разнесся эхом, оттолкнувшись от стен здания – всё вдруг стихло, стало настолько тихо, что я слышал, как шелестят листки бумаги, падающие вниз. Ученики смотрели на нас. Кто-то даже снимал на камеру телефона.
– Этим ты втоптал в грязь каждое слово, которое было здесь написано исключительно для тебя, Юкия Драфт. Вдребезги разбил переполненный чувствами к тебе сосуд. Слетая вниз, он раскололся, и из него вытекал весь такой наивный – я.
Я не заметил, как он подошел к нам и начал обходить меня вокруг, глядя мне в лицо своими потемневшими синими глазами и шепча так тихо, что приходилось лишь догадываться по движению губ о том, что он говорил.
Была зима, но он был в одной белой рубашке, его кожа покраснела, на золотых волосах и на ресницах сверкал белый иней – он явно был здесь уже давно. Его губы посинели, и он пытался скрыть дрожь во всём теле.
– Дэй, – вскрикнула Аманда, подбегая к нему, – где ты был? Я везде искала тебя! Что с тобой, ты весь дрожишь, – она поспешила снять с себя пальто и накинуть на его худое тело, но он скинул его с себя.
Я заметил на его пальцах черно-синие разводы чернил, когда он смахивал с себя пальто.
– Дэй, это ведь ты написал? – к нам подошел тот самый парень в очках с толстой оправой. – Я это сразу понял, стиль-то твой!
Новая волна смеха донеслась до нас со стороны учеников, которые еще пару мгновений посмотрели на представление,