Испытание реализмом. Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова: традиция и новаторство» (к 60-летию писателя). Коллектив авторов
дозволяет человеку с такой рожей работать в органах, обречено!»
Иногда ироничный режиссер приписывает свои суждения французскому поэту Сен-Жон Персу: «Суд – это такое место, где у закона можно купить столько справедливости, на сколько тебе хватит денег». И не столь важно, кто действительно это сказал – лауреат Нобелевской премии Сен-Жон Перс или Юрий Поляков устами своих героев.
10. И еще одно замечание. Романы, подобные роману Полякова, выполняют важнейшую для литературы роль: поддерживают планку, задают высоту. Нам, пишущим, легче живется, когда есть рекордсмен, когда ставятся рекорды. Иначе весь литературный процесс превратится в некие литературные параолимпийские игры для людей с ограниченными творческими возможностями, где равняются на результаты своего круга и не обсуждают высшие достижения литературы, чтобы не расстраиваться. Прочитав Юрия Полякова или Виктора Конецкого, халтурить стыдно. Зато какая-нибудь Машкова или Грустинова порождают шлейф подражателей – я тоже так могу, скорее напечатайте! Планка снижается, писательское сословие начинает халтурить. На ровном пустынном месте каждая кочка кажется холмом. А гору вдали стараются не замечать.
И вообще, чтение как особый вид эстетического наслаждения – увы! – становится занятием избранных. Наподобие визита в филармонию или неспешных прогулок по Эрмитажу или Третьяковке.
И последнее. Если бы я выдвигал Юрия Полякова на Нобелевскую премию, то с формулировкой: «За сохранение лучших традиций русского литературного языка и высокую художественность». Или так: «За продолжение традиций Гоголя, Сал-тыкова-Щедрина, Чехова, Зощенко, Булгакова в русской литературе и высочайшее мастерство в художественном изображении жизни». Мастерство – вот что в первую очередь импонирует мне в прозе Юрия Полякова.
Ю.М. Поляков:
Это интересный момент, и мы с Дмитрием Каралисом не раз его обсуждали. Речь о феномене, который я бы назвал двух-общинностью нашей литературы. Она у нас как бы разделена на две ментальные общины: одной совершенно не интересно, чем живет и что пишет другая. Я с этим много раз сталкивался. Помню, кто-то написал рецензию на «Гипсового трубача», на первую часть, и отнес в либеральный журнал «Знамя». А там говорят: «А мы не знаем такого писателя Юрия Полякова». Не то чтобы я им не нравлюсь или кажусь плохим, нет, я вообще для них не существую, что бы ни написал. Подобное, но в меньшей степени, относится и к патриотической общине: она тоже не знает, чем живет либеральная, или постмодернистская, сторона. Ничего хорошего в этом нет. Двухобщинность страшно обедняет литературный процесс, самих писателей. Дело доходит до смешного. Один молодой автор написал роман, где, как считает, самым первым рассказал о событиях 91-го года. А ему говорят:
«Подожди, есть же роман про это время». − «Да?» Он читает и понимает, что изобрел велосипед. В моем поколении подобное исключалось. Во-первых, не было двух общин. Да, имели место, как сказали бы в древнем Новгороде, соперничающие