101 разговор с Игорем Паниным. Игорь Панин
В своё время много нареканий вызывали ваши проекты, в которых вы представляли современную русскую поэзию. Например, антология «Стихи года. 100х1». Вас обвиняли в необъективности, в том, что делаете рекламу друзьям и идейно близким авторам…
– Так говорили те, кто попросту не прочитал предисловие. Речь ведь не о лучших стихах 2007 года. Выстраивать иерархии, определять лидеров и аутсайдеров – вещь слишком серьёзная, я такую ношу на себя не взваливал. Я просто составил книгу своих собственных, субъективных читательских впечатлений 2007 года, о чём прямо и написал в предисловии. Это было интересно: прочитать сотни журнальных подборок, поэтических книг и выбрать сто «зацепивших» стихотворений – по одному каждого из ста поэтов. И авторы эти не обязательно «лучшие» – бывает, что поэт сам по себе не очень масштабный, не особенно известный, а конкретный текст удачен. Более того, в списке авторов книги – и ныне покойный историк литературы Лев Осповат, и прозаики Аксёнов (также от нас ушедший) и Прилепин, и певица Арбенина. Мне говорят, почему Арбенина, а не Гребенщиков? Мой ответ – да просто потому, что это антология впечатлений, а не книга иерархий, не ставил я целью выбрать лучший рок-текст года! Гребенщикова почитаю, но в 2007 году его поэтические публикации мне не встретились. Вообще словосочетание «стихи года» очень условно – журнальные публикации обычно не датируются, поэтому очень вероятно, что в 2007-м впервые напечатаны стихи, написанные раньше. Скажу больше: если бы мне приглянулись стихи Слуцкого или Тарковского, впервые опубликованные в том году, я бы и их не преминул включить в книгу…
– А что вам не нравится в современном литпроцессе? Что вы хотели бы – чем чёрт не шутит – изменить? У вас ведь больше возможностей для этого, нежели у рядового труженика пера. Вы ведь не только пишете, но и преподаёте, входите в жюри крупных премий, от вашего мнения многое зависит.
– Непростой вопрос. Мне не то чтобы не нравится, но кажется непривычным для русской литературы, что в прозе, по сути дела, отсутствуют направления, школы, группировки, есть аморфное поле конкурирующих издательских стратегий да стоны и жалобы тех, кто остался на обочине. То есть критики свои конструкции по-прежнему строят, но их «обоймы» не очень-то на слуху у широкого читателя. Наверное, это происходит потому, что романы и повести гораздо реже впервые публикуются в журналах, то есть там, где раньше были «прописаны» литературные критики. «Направление» классического толстого журнала – в прежнее время это была вещь очень серьёзная, тут не могло быть внутренних противоречий. А в разных редакциях одного и того же крупного издательства вполне могут выходить в свет книги очень разные – и откровенно рассчитанные на низкий вкус, и серьёзные, даже усложнённые. Издаём и Гоголя, и милорда глупого, и никаких тебе противоречий – просто работа с разными фокус-группами читателей…
Три обязательных вопроса:
–