Летофрения. Лилия Лузанова

      В городе, где смеются чайки,

      и серая змея вьется в огромных пальмовых лапах,

      свет ложится пудрой фиалкового цвета

      на лица и белые стены домов.

      Я взмываю вверх над сонными крышами,

      лечу к большому черному окну

      с распахнутыми седыми ставнями

      и, отразившись, легко перетекаю

      по другую сторону волнистого стекла,

      чтобы в полумраке еще дышащей ночью комнаты

      слиться со спящим тобой…

      Ты откроешь глаза с первым лучом солнца

      и последним взмахом крыльев,

      и лишь выпавшее из твоего сна

      невесомое перо, мерцающее фиалковой пудрой,

      покружившись в пустоте утреннего света,

      мягко опустится вниз, коснувшись ее руки.

      В городе, где смеются чайки…

      Столько писем —

      и ни одного нужного

      столько женихов —

      и ни одного суженого

      столько фраз —

      и ни одной вовремя

      столько шагов —

      и ни одного в комнату…

      Одиночество не лечится.

      им заражаешься, и оно сразу становится генетикой.

      а ученые не могут найти ген, отвечающий за алкоголизм…

      одиночество передается через шторы, тусклую лампочку,

      пепельницу с окурками на столе.

      потому я не путаюсь с тобой.

      боюсь подцепить что-то еще…

      например любовь. или хуже того – тебя.

      одиночество по крайней мере стерильно.

      а ученые не могут найти ген, отвечающий за алкоголизм…

      Этот город привычно пахнет тобой,

      особенно в летние дни,

      когда спадает томительный зной

      и зажигаются мягко огни,

      как маяки тем, кто не способен спать,

      кого будоражит цвет —

      ночной, – и уже невозможно ждать,

      воздух ласков, совсем раздет —

      касается нежно счастья памяти, плеч,

      и лихорадочный лета озноб

      вновь пульсирует предчувствием встреч,

      легкий пот покрывает лоб

      в пылу мгновений смертных и оттого живых,

      летучих,