1916. Война и Мир. Дмитрий Миропольский
сидящие светлые глаза. Одет хорошо, в вышитую лиловую шёлковую рубашку с малиновым поясом и полосатые английские брюки; на ногах – лёгкие туфли в клеточку. Коренастый, плечистый, только руки какие-то не крестьянские. Нервные, беспокойные…
– Сейчас, сейчас, милой. – Пассажир пошарил по карманам и выудил горсть монет. Глянул, прищурившись, на таксометр. Аккуратно отсчитал, сколько надо, и вручил шофёру: – Езжай себе с богом.
Шофёр укатил в сторону Литейного, намереваясь оттуда через Фонтанку попасть в стойло – так шофёры и механики Российского Таксомоторного Общества называли меж собой огромный гараж на Конюшенной площади, рядом с открытым недавно храмом Спаса-на-Крови. Самая большая компания столицы держала в бывших конюшнях сотню с лишним новеньких, белым крашенных автомобилей – владельцы предпочитали французские моторы, вроде Panhard-Levassor, что приметил Маяковский, или Charron.
В январе или начале февраля в стойло РТО доставили распоряжение министра внутренних дел Макарова: установить вторичное наблюдение за Григорием Ефимовичем Распутиным. Так что теперь каждому, кто возил особого пассажира, следовало об этом сообщать. И неспроста в переулке напротив дома на Кирочной прятался от солнцепёка неприметный мужчина. Этого агента охранного отделения шофёр видел не в первый раз…
Распутин толкнул тяжёлую резную дверь парадного входа и нырнул в прохладный вестибюль. Всё-таки в поездках на автомобиле есть своя прелесть. Дорого, конечно, зато быстро. Григорий Ефимович не раз хаживал на богомолье по три тысячи вёрст из Тобольска в Киев и столько же обратно. Ему, который пешком добирался аж до самого Иерусалима, неспешно пройти из центра Петербурга на дальний конец Васильевского острова – развлечение. Но туда, обратно – вёрст двадцать; почитай, целый день убил бы! А тут и проснулся не слишком рано, и когда пушка бабахнула полуденным выстрелом – большой белый таксомотор уже вёз его домой мимо Адмиралтейства. Хорошо! Кабы не прыжки через мостики, от которых нутро переворачивалось…
В большом и, кроме лепного фасада, ничем особо не примечательном доходном доме Распутин жил в квартире Георгия Петровича Сазонова, издателя журнала «Экономист России». Так уж повелось, что после приезда в Петербург приют ему давали неподалёку от Николаевского вокзала: сперва у Лохтиных на Греческом проспекте, теперь вот – здесь, на Кирочной.
В просторной издательской квартире Григорий Ефимович выбрал себе комнатку поменьше, разве что не чулан. Помещалась там только простая кровать с металлическими спинками, комод и крашеный деревенский стол-буфет.
Георгий Петрович спрашивал Распутина, к чему такая скромность; предлагал не стеснять себя, но в ответ слышал только благодарность за предоставленный угол:
– Сам господь не избрал царские чертоги, а выбрал себе ясли убогие! В Покровском пришло мне в голову, недостойному: взял, выкопал в конюшне вроде могилы пещерку и туда уходил между обеднями и заутренями молиться. В тесном месте не разбегается мысль, нередко и