Парижский шлейф. Диана Машкова
же, по-твоему, «идеальная французская женщина»?
– Это, – Николай задумался, – могла бы и догадаться – Катрин Денев, конечно.
– Ну-ну, – Настя надула губы. – Она тебя старше! И, кроме того, уж точно на пушечный выстрел такого извращенца, как ты, к себе не подпустит!
– Я – извращенец?! – шуточный тон Николая трансформировался в придуривающийся визг. – Это я – извращенец?! А кто же тогда, милочка, маркиз де Сад, например? Нежить?
– Все-все, прекрати, – Настя уже просто покатывалась со смеху, – нас ГАИ остановит – подумают, что я водителя насилую, раз он так орет. Маркиз – больной человек, ему можно. Да и чем заниматься в тюрьме, как не писать всякие гадости?
– А-а-а, – Николай сделал страшное лицо. – А за что его в тюрьму сажали?
– Не помню, – Настя пожала плечами.
– Зато я прекрасно помню, только вслух сказать стесняюсь. А ты говоришь – я извращенец. Я – тихий, смирный агнец божий. Мне до де Сада, как до Китая раком.
– Слушай, ну и словечки у тебя иногда проскальзывают, – Настя удивленно покачала головой, – просто неписаное народное творчество, а еще мнит себя человеком образованным, тоже мне «эстетически воспитанный».
– Лапочка, ничего ты не понимаешь! – Николая уже вовсю несло в пустословные дебри. – Вся прелесть современности состоит в смешении и путанице стилей, образований, сословий. Это основная тенденция нашего бодро идущего навстречу неизвестному времени. Филологи ругаются матом, физики молятся иррациональному, аграрии руководят людьми, конструкторы выращивают лук, педагоги торгуют на рынке! Все смешалось.
– Ладно, давай закроем эту тему, – Настя поморщилась. – От твоей социологии меня всегда мутит.
– От чего не мутит? – заинтересованно спросил Николай.
– От книг, – Настя откинула волосы назад и отвернулась к окну, ожидая новых колкостей со стороны не в меру разошедшегося кавалера.
– Ну, конечно, мадемуазель-библиофил, – Николай издевательски ухмыльнулся. – Хорошо, книги так книги. Тебе из французов кто больше нравится?
– Бодлер. – Настя не задумалась ни на секунду, хотя ничего особенного в безумной и даже мрачной поэзии этого француза, который ей еще во времена диплома надоел, не находила. – Как и тебе!
– В молодости я и вправду считал его лучшим. – Николай мгновенно стал серьезным. – А теперь мне плевать.
– Почему?! – Настя обиделась: а она-то так старалась, доставая ему в подарок редчайшее издание «Цветов зла», когда он мельком упомянул об этом увлечении своей юности.
– Неважно, – Николай пустым взглядом смотрел на дорогу. – Бодлер так Бодлер. Ты «Искусственный рай» читала?
– Да, – Настя непонимающе пожала плечами, – но мне не понравилось. Болезни души, проституция, наркотики – пугает все это.
– Дело твое. – Николай окончательно потерял к разговору интерес. – Давай лучше музыку послушаем. Можешь поспать – ехать еще долго.
– Вот так всегда! – Настя даже ногой топнула от возмущения. – Только